Любовь по инструкции - Nata Zzika

— А вот и Голышево! — обрадовалась баба Маша.

— Где? — закрутила головой девушка.

— А отсюда не видать, деревья все скрывают, — довольно пояснила женщина. — Кто не знает, что здесь деревня, мимо проедет. Во-о-он туда надо, видишь?

Машина сделала зигзаг, проехала через густой околок и, подняв переполох среди стайки кур, остановилась прямо перед добротным домом.

Не успела машина заглушить мотор, как из-за дома появилась небольшая сухонькая старушка.

— Машенька! — кинулась она к бабе Маши. — А я сон видела сегодня — мясо сырое. Это ж все знают — к родне! И ты приехала. А с кем это ты? Батюшки, неужто Галя?

Старушка проворно подскочила к растерянной Татьяне и обняла ее:

— Приехала, навестила, не побрезговала! Галочка, какая же ты красавица стала! Пошли в дом, чего стоим-то?

— Мария, ты не сильно засиживайся, — пробурчал Мирон, разгружая машину. — Мне в смену, я говорил.

Баба Маша махнула:

— Помню я, полчаса посидим и назад.

Внутри дом выглядел также крепко и надежно, но без излишеств. С крыльца попадали в просторное помещение, где стояли ведра, кадушка на лавке, веник, под потолком весели пучки трав. Из него вели три двери, и Настасья толкнула одну, приглашая следовать за ней. Гости попали в прихожую, она же кухня. Почти половину этой комнаты занимала большая печь, выглядевшая как в сказке «Гуси-лебеди» — с широким зевом, сейчас закрытым заслонкой, кучкой дров внизу и настоящим ухватом, прислоненным к печной стенке. Беленые стены, беленькие, вышитые занавесочки на окнах. Вязаные салфетки на ножной швейной машинке, стареньком телевизоре, комоде. Железная кровать с шарами — раритет из прошлого века, не иначе — с накрытой тюлью горкой подушек на ней. Пестрые, вязаные из тряпочек, половики на полу. Три горшка с геранью и денежным деревом и распластавшаяся под лавкой с круглыми от ужаса глазами серая кошка.

Старушка кинулась стелить на стол скатерку, причитала, что и угостить-то нечем, если б она знала, курицу бы зарубила, лапши да пирогов наготовила.

— Да не хлопочи, Настасья, — увещевала ее баба Маша. — Была бы тут связь нормальная, я бы позвонила. Мы не с голодного краю прибыли, не надо нас откармливать. Сядь уже, разговор есть.

— Связь плохая, да, — сокрушенно подтвердила старушка. — Здесь, Галь, чтобы поймать сеть — Таня с уважением глянула на бабушку, легко оперирующую такими терминами — надо или на пригорок подниматься или вон, на пенек влезать.

Настасья ткнула пальцем куда-то в окошко и продолжила:

— Мне не шешнадцать — так и сказала, шепелявя — по пенькам скакать, а больше нигде Мегафон этот и не ловит. Ни одной палочки не показывает. Положим, когда ноги не болят, я на пенек влезу, но к чему мне звонить, если все в порядке? А если заболею, то на пенек мне не вскарабкаться, получается, никакого толка мне от телефона и нету! Ладно, чего это я, как ты, Галочка, рассказывай! Надолго ли к нам, как муж, как работа? Деток что же, нет до се?

— Вот по поводу деток мы к тебе, Настасья и прибыли, — прервала монолог старушки баба Маша, — глазами показав Тане, чтоб молчала. — Беременна Галька-то, а на Северах там ни молока настоящего, ни овощей. Молоко туда сушеное возят, а потом водой разбавляют, про фрукты-ягоды и не говорю — банки консервные или, опять же, сухофрукты. Ну, и как там здорового ребеночка-то выносить? Вот мы с Галькой подумали, и решили, что рожать она сюда приедет.

— Галя, — всплеснула руками Настасья. — Радость-то, какая! Когда ждать?

Баба Маша выразительно глянула на Таню и та, очнувшись, пробормотала:

— Конец октября, начало ноября.

— На Покров или на Казанскую? — оживилась старушка. — Ну, торопить не станем. Так ты в Никишино решила родить? А давай, пока лето, ко мне? А что, поживешь, у меня козы, огород, ягод здесь — не съесть. Наварим, накрутим — на три семьи на всю зиму хватит. Воздух, опять же, здесь не чета городскому — ни машин, ни железки — чистый курорт!

— Вот я и хотела просить, — обрадовалась баба Маша. — Пусть она у тебя поживет, на свежем воздухе, да молоке! У меня-то, сама знаешь, все покупное, а оно та же отрава, что и на Севере и смысл ей было приезжать тогда?

— Конечно, — старушка сияла. — Конечно, живи, сколько надо, мне только в радость!

— Мы там привезли муки тебе, масла постного, конфет. Ну, сама увидишь, проводишь, да разберешь сумки-то. Только вот еще, Наста, поссорилась она с мужем своим. Мужики, сама понимаешь, иногда не тем местом думают.

— Че это — иногда? — возмутилась Настасья. — «Иногда» — это когда они правильное место включают, а обычно-то как раз «местом» и соображают. Что, на сторону сходил?

Таня вздохнула и кивнула — так и есть.

— Ну, а чего ты нос повесила? — возмутилась старушка. — Это он пусть горюет, что такую умницу и красавицу потерял. Еще и дитя лишился. Машка, ты не переживай, — поживет Галя, сколько надо. Присмотрю, как за своей кровиночкой! Я все поняла, ты же не только на молоко привезла дочку, но спрятать хочешь, если ее мужик одумается и за ней прикатит? Ты, главное, сама не проболтайся, а здесь у нас никого и не бывает. Лавка приезжает, да я сама ходить буду, Галя в доме посидит.

— Да, теть Наста, надо бы, чтобы никто не знал, что она тут живет.

— Не надо — и не узнают. Нас тут, — обратилась она к Тане. — Трое жильцов: я, Варька Агапова да дед Виталик. Никуда не ездим, к нам тоже никто не спешит. У меня хоть Машка есть, не бросает, приезжает, а Варька с Виталькой вообще одни-одинешеньки. У Варвары сын по пьяни утонул, лет уже пятнадцать тому. Он у нее один был. Муж помер, так и коротает дни одна. Ничего еще бабулька, восемьдесят скоро, но сама себя обслуживает, и огород этот год опять сажать собирается. А Виталька по молодости родную жену с дитем бросил, на городскую жизнь польстился, с ребенком взял бабу, старше себя. Своего бросил, а чужого взял. Пожил там сколько-то, хорошо пожил, что в городе не жить-то? Только общих детей не случилось там. Болеть стал, а кому ж интересно за таким ухаживать? Вот сын его зазнобы и откомандировал к прежней жене в деревню. Он вернулся, да Катька приняла бы, хоть он, кобель, почти двадцать лет красиво жил, ни разу не спросил, как жена с сыном, не надо ли им чего. О чем это я? А! Говорю, Катька-то приняла бы назад, да ей Пашка не велел. Сын это ее и Витальки. Хороший парень вырос! Выучился, работу хорошую нашел, женился, двое деток у него и жена хорошая, понимающая. Свекровь очень жалеет. Забрал Паша мать к себе, с отцом блудным даже говорить не стал. Вот и живет Виталик теперь бобылем. Если бы не мы с Варварой, давно бы ноги протянул, мужики не приспособлены к жизни, им всем нянька нужна. Если по молодости еще кое-как справляются, старость и болячки приходят — и все геройство на этом заканчивается.

— Настасья, времени-то у меня немного, Мирону в смену, — напомнила баба Маша. — Галька остается, так что, наговоришься теперь власть. А мне пора уж, вон, Мирон стучит чем-то во дворе. Я на выходные приеду. Галь, если что надо, ты у Насты телефон возьми, на пенек залезь, Настасья покажет, какой. Мой номер у нее там один, не ошибешься. Пошли, проводи меня.