Летос - Алексей Пехов

И Тэо ступил на канат, протянутый между небом и землей. У него, как и у Тиона, был веер, но в отличие от могучего артефакта этот не умел отражать темную магию шауттов и прятать своего владельца от зла.

Акробат шел не спеша, но и не задерживаясь. Люди из цирка Квио позаботились о том, чтобы грамотно натянуть канат, тот почти не провисал, но все же раскачивался, так что юноше приходилось все время регулировать свой центр тяжести и подводить его под опору. Он не слышал ругательств, смеха, свиста, подбадривающих криков и аплодисментов – яростный ветер и грохот белой смерти, что была под ним, полностью заглушали все звуки.

В какой-то момент Тэо стало казаться, что свирепый водопад бьется о далекие камни в унисон с его сердцем. Отзываясь на каждый удар, каждый шаг.

Он шел вперед, глядя на шипастую башню Калав-им-тарка, ту самую, в которой, по легенде, в плену демонов томились две сестры: Арила и Нейси. Двигаясь по направлению к зловещему силуэту, на камнях которого до сих пор остались ожоги от магии прошлого, акробат думал о том, каково тогда, должно быть, пришлось Тиону.

Первый ученик Скованного, раненный в долгом поединке, бежал по волшебной нити, которую с помощью силы сплела Арила из своих золотых волос, и отбивался от смертельной магии, что лилась на него вместе с дождем.

Тысячу лет назад Тион в одиночку выиграл поединок. И когда Скованный с Гвинтом примчались сюда, он уже спас сестер. Тогда никто из них не думал, что это был первый день конца Единого королевства и Война Гнева уже не за горами.

На середине «моста» подлый порыв ветра едва не отправил Тэо на встречу с костями неудачников, но он удержался, хотя видят Шестеро, был на волосок от гибели. И продолжил идти дальше как ни в чем не бывало – маленькая фигурка, балансирующая между миром смерти и миром живых.

Когда он дошел, когда обе его ноги коснулись шершавого, теплого камня Западной башни, восторженный рев тысяч глоток на несколько мгновений заглушил разочарованный рокот Брюллендефоссена.

Люди просто обезумели. Они видели того, кто смог повторить подвиг Тиона, пускай шестнадцатилетний мальчишка и не призывал себе на помощь магию. Зрители радовались так, словно Тэо только что спас их жизни.

– Может, и спас, – сказал ему вечером изрядно напившийся Квио. – От скуки и той серости, что их окружает. Радуйся, мой мальчик. Сегодня половина готова носить тебя на руках, а половина отдаться. Лишь бы хоть капельку прикоснуться к твоей удаче. Можно сказать, что я счастливейший из людей. Ты сидишь со мной, вдыхая этот перегар, вместо того чтобы веселиться и праздновать, как другие. Я провожу с тобой последние часы.

Тогда Тэо не мог добиться от старика, что он имел в виду. Понял лишь через несколько дней, когда новоиспеченная герцогиня прислала ему кошелек с двадцатью пятью марками и стальную брошь в виде грифа, символа герцогства Кариф. Знак ее благосклонности.

А затем на него посыпались предложения.

Несколько цирков, в том числе и такие известные труппы, как «Летающие львы Олька из Пьины» и «Золотые сердца мастера Фарли», предложили ему долгосрочные контракты на очень хороших условиях. Один из владетелей Лоскутного королевства пригласил выступить перед его семьей в следующий праздник Шестерых[5], а несколько городов прислали приглашения на фестиваль Возрождения[6].

Предложения цирков он отверг и остался с Квио, еще не зная, что старик доживает последний год своей жизни. Они с успехом выступали целый сезон, путешествуя по Фихшейзу и Ириасте. Затем настали темные времена, и Тэо понял, что у него началась новая, взрослая жизнь.

В девятнадцать лет Пружина столь удачно выступил на фестивале в Рионе, столице Треттини, что его пригласили в герцогскую труппу, считающуюся одной из лучших в мире.

Но он вновь отказался.

Некоторые цирковые, узнав об этом, лишь крутили пальцем у виска. Они, в отличие от настоящих детей дороги и площадей, считали Тэо не только выскочкой, но и глупцом.

Потому что только глупцы готовы променять туго набитый кошелек, любовь богатых покровительниц и беззаботную жизнь, когда не надо думать о завтрашнем дне, на бесконечную дорогу, риск нарваться на разбойников, опротивевшие сельские площади и неблагодарные рожи голытьбы, которая не способна оценить истинное искусство мастеров.

Герцог был оскорблен отказом, и Тэо с тех пор приходилось объезжать Треттини стороной. Но он не унывал. Мир был велик.

Закончив завтракать, он скатал новенькое одеяло, закрепил на потертом вещмешке, закинул свою немногочисленную поклажу на плечо. Спина зудела, и акробат недобрым сном помянул комаров, которых ночью в пуще было предостаточно. Покинув место своего ночлега, он споро двинулся туда, где располагался старый тракт.

Пересек вброд мелкую речушку с медленной, маслянистой водой, испугав серую цаплю, охотившуюся на мелководье, и прежде, чем выйти на дорогу, постоял несколько минут, скрытый орешником.

С той ночи, когда погиб Хенрин, прошла неделя, и Тэо ушел от Тавера на приличное расстояние. Не то чтобы он боялся, что за ним будут вести охоту, но, прекрасно зная, как мстительны могут быть благородные, проявлял разумную осторожность. Сейчас его целью было достигнуть западного побережья Варена, а оттуда на корабле отправиться в Дарию.

Там он планировал найти себе новую работу. В середине месяца Журавля в столицу этого герцогства часто приезжало несколько цирковых трупп, и можно попробовать подписать с ними контракт. Обычно предложения всегда были.

По расчетам Тэо, на побережье он окажется не раньше чем через неделю. Если, конечно, не найдется желающий его подвезти или подарить лошадь. По своему опыту Пружина знал, что такие чудеса встречаются гораздо реже, чем шаутты под кроватью.

Вспомнив о последних, он на мгновение нахмурился, разом растеряв всю свою беспечность. Чем больше Пружина думал о событиях той ночи, тем сильнее понимал, что случившееся невероятно. Акробат любил легенды, но считал, что они существуют сами по себе. Лишь на Летосе огонь меняет цвет на синий, но никак не на материке.

Но… на этот раз все было иначе. Он уверен – причина в древней статуэтке Арилы, вызвавшей с той стороны нечто убившее людей. Пружина видел в вязких кошмарах улыбающегося Хенрина с проломленной головой, но никогда не мог проснуться, мучаясь до самого рассвета.

Необъяснимое происшествие тревожило его, и сейчас акробат радовался, что теперь уже далеко и все можно забыть…

С одной стороны от широкой, пыльной дороги тянулся все тот же светлый, густой лес. С другой находились поля, на которых крестьяне собирали урожай. Тракт не был пустынным, но редкие встреченные путники направлялись на юго-восток, к Весто. Так что в сторону Прибрежного Тэо шел в полном одиночестве.