Последний фуршет - Вера Копейко

Он вышел из ванной с влажными волосами, стоя перед зеркалом, убрал их со лба. Лиза любила такую прическу, она придавала мужу значительность. А он все время спускал прядь на лоб. И когда кривил губы, то казался ей похожим на подростка.

— Итак, — сказал Славик, садясь на стул. — Тэмпура. Ты смешала в воде муку с яйцом и приготовила жидкое тесто. Потом прожарила его во фритюре. Знаешь, что самое удивительное в этом блюде? — Он потыкал пальцем в тарелку.

— Что? — спросила Лиза, усаживаясь напротив.

— Тэмпура пришла в Японию из Европы, но японцы настолько творчески подошли к ней, что теперь европейцы не узнают. А у тебя здорово получилось. Ты настоящая кух... — он осекся, — прекрасная повариха.

Лизины губы едва заметно дрогнули. Уже не в первый раз муж называет ее кухаркой. Но если не договорил это слово сейчас, то, значит, чувствует в нем обидный для нее смысл. Ладно, отмахнулась она, другого горя бы не было.

— А что еще ты вставила в виртуальное меню? — спросил он.

— Сасими.

— Ага, сырые продукты моря, нарезанные тонкими ломтиками. Я просто вижу, как окунаю их в соевый соус...

— ...приправленный васаби.

— Да, пастой из японского хрена, — кивнул Славик.

— Я выяснила, что сасими можно готовить из морского леща, сладких мелких креветок, судового моллюска и голубого тунца.

— Я знаю.

— Ты много чего знаешь по этой части. Не зря же тебе предлагает Андрей Борисович быть не просто консультантом, а совладельцем. Пускай даже самой малости.

Славик пожал плечами:

— Понимаешь, Лиза, я не хочу рисковать. — Она почувствовала, как что-то ухнуло вниз, в живот, и там легло камнем. Ей не убедить его. — Я ничего не выиграю. Ты сама знаешь — моя доля будет ничтожной. Он никогда не откроет мне свою бухгалтерию. И что? А сейчас я получу за консультацию...

— Сколько? — выдохнула она наконец. Ее голос стал скучным.

— Нормально, — засмеялся Славик.

— Нулей сколько?

— Три.

— А в йенах? — Она сощурилась.

Он засмеялся:

— Да ты что? Но ты не спросила про первую цифру.

— Меня отвлекает мысль о йенах, — не унималась Лиза. — Договаривайся в йенах, Славик.

— В йенах? Зачем?

— А я тебе расскажу. — Она изложила свой план, который ему поначалу показался диким. Потом, когда он сосредоточился и прикинул, то сказал:

— Моя жена — настоящий русский экстрим. Только домашний.

Лиза усмехнулась.

Она придумала потрясающий ход. Однажды она ездила в Японию с группой деловых женщин, переводчицей, и в Кобэ познакомилась с девушкой, отец которой — профессиональный рыбак. Он ловил только морских угрей в Токийском заливе и напрямую поставлял рыбу в японские рестораны, редко в магазины. Поэтому Лиза решила, что если Славику заплатят в йенах, то она свяжется с девушкой и договорится с ее отцом поставлять в рестораны Андрея Борисовича угрей. В Москве они пока редкость. Тогда для чего им доллары? Зачем терять на обмене?

— А почему бы Андрею Борисовичу не согласиться? Он все равно заказывает продукты в Японии.

— Гениально! Замечательно! — Славик бегал по квартире. — У меня не жена, у меня просто... просто...

— У тебя нет слов, я понимаю, — насмешливо сказала Лиза.

— Как это тебе удается?

— Ты хочешь знать как? — спросила она.

— Да.

— Я могу повторить то, что мой отец говорил о себе: я не рыбак, я охотник. Я, как и он, не могу сидеть и ждать на берегу, пока кто-то клюнет. Я сама должна придумать и действовать.

— Ага. Помню. Это ты пересела ко мне в самолете. Значит, то было осознанное действие? Ты была... охотником? Только делала вид, будто закинула удочку и ждешь, пока я клюну?

— Я увидела очень привлекательного молодого мужчину. С уверенным лицом. Я люблю такие лица. И знаю, оно даже в старости не станет похожим на траченный червями гриб. — Лиза скривилась.

— У тебя и лексика, Лиза, — муж поморщился. — Моя мама меня всегда одергивала...

— Меня не надо одергивать, — она подняла руку предупреждающе. — Ты поговоришь с ним завтра?

— Я... подумаю. Но мы же затеяли с ним кулинарную книгу, — он покрутил головой. — Как я все успею...

— Ты... успеешь? — Лиза вскинула брови, сделав ударение на «ты».

— И ты, конечно, да, да...

Она с досадой поморщилась. С досадой на себя. Ну почему она цепляется за оговорки? Все равно суть та же. Они сделают книгу и получат деньги. На них будут жить. Этих денег больше, во много раз больше, чем если бы она сама сочинила, перевела, украла, черт возьми! Потому что она, Лиза, на рынке стоит меньше, чем Славик. Потому что он мужчина. Потому что у него заказчики. Потому что, черт возьми, она работает на него, чтобы он сделал имя, под которое можно просить дороже за ту же работу.

Но все это не радовало ее в последнее время. Особенно после встречи с Тамарой Николаевой, то есть теперь уже фрау Грандль. Которая, оказывается, еще и профессор. И составитель японско-немецкого делового словаря. Она сама, а не муж. У нее двое детей. А что она, Лиза Соломина?

Лиза усмехнулась. Похоже, Соломина — говорящая фамилия. Солома для чего? Ясное дело — чтобы другим было мягко и удобно. Чтобы было что подстелить, вдруг со злостью подумала она.

— Славик, — сказала Лиза, — завтра я уезжаю на дачу.

Он поморщился. Он не любил оставаться один дома. Не любил никогда. Но если жена говорила таким голосом, если ее лицо становилось таким плоским, как сейчас, он нехотя пожимал плечами и отвечал со вздохом:

— Ну ладно.

Кусок земли в престижном районе под Москвой Лизе достался за символическую цену. Конечно, это была часть района, где жили не богатые, а нормальные люди. Его ей продала Ксения Петровна Соколова, подруга матери, Лизина крестная.

Ксения Петровна сказала ей:

— Не думай, что я занимаюсь благотворительностью. Если бы ты не выучила моего внука японскому, знаешь, сколько бы нам пришлось заплатить за его поступление? Так что я, продавая тебе участок за эту цену, остаюсь в прибыли.

— Если так, — ответила Лиза, не слишком-то понимая, зачем ей дача, когда нет даже квартиры, — беру.

Лиза долго ничего не делала на своем участке, через него уже проложили народную тропу. Ей пришлось возвести забор из сетки-рабицы вокруг ничего, потому что однажды утром асфальтовый каток подошел вплотную к ее территории, а рабочие прикидывали, какой ширины делать дорогу.

Теперь забор стоял уже другой, из штакетника, крашенного в желтый цвет, как и дом с мансардой, построенный из бруса и обшитый вагонкой.