Паутинка Шарлотты - Элвин Брукс Уайт

Шарлотта так хохотала, что ее паутина раскачивалась из стороны в сторону.

— А что я сделал не так? — спросил Вильбур, с трудом очухавшись после падения.

— Все так, — ответила Шарлотта. — Ты молодчина!

— Попробую еще разок! — с энтузиазмом заявил Вильбур. — Наверно, нужно привязаться веревкой, чтобы не упасть.

Поросенок вышел во двор.

— Эй, Темпльтон! Ты где? — позвал он.

Крысенок высунул голову из-под корытца.

— Ты не мог бы одолжить мне кусочек веревочки? — попросил поросенок. — Я хочу сплести паутину.

— Мог бы, — ответил Темпльтон, у которого в запасе было несколько обрывков старой бечевки. — Нет ничего проще. Всегда к вашим услугам.

Отодвинув гусиное яйцо, он влез к себе в норку и вытащил оттуда кусок грязной веревки. Вильбур внимательно изучил обрывок.

— Как раз то, что нужно, — обрадовался поросенок. — Пожалуйста, привяжи один конец к моему хвостику, Темпльтон.

Вильбур присел и повернулся к крысенку задом. Темпльтон взял веревочку, обернул ее дважды вокруг тоненького розового хвостика, закрученного колечком, и завязал ее двойным узлом. Шарлотта с удовлетворением следила за этими приготовлениями. Как и Ферн, она очень хорошо относилась к поросенку. Паучиха была довольна таким соседством еще и потому, что запах хлева и валявшихся объедков привлекал мух, которыми она питалась. Шарлотта с радостью отметила, что поросенок не был обескуражен первой неудачной попыткой и был готов попробовать сплести паутину еще раз. Крысенок, паучиха и девочка внимательно наблюдали за тем, как Вильбур, полный энергии, снова взбирается на самый верх навозной кучи.

— А теперь все смотрите! — крикнул он и, собравшись с силами, очертя голову бросился вниз.

Веревочка вилась по воздуху вслед за ним. Но так как поросенок не сообразил привязать другой конец веревочки к чему-нибудь прочному, она его не спасла.

— Плюх!

Вильбур снова шмякнулся на землю и сильно расшибся. Слезы потекли у него по щекам. Темпльтон усмехнулся. Шарлотта спокойно смотрела на поросенка. Помедлив, она сказала ему:

— Ты никогда не сможешь сплести паутину, Вильбур. Я хочу дать тебе добрый совет: выкинь ты эту идею из головы! Чтобы плести паутину, нужны две вещи.

— Какие же? — печально спросил Вильбур.

— Во-первых, нужны особые прядильные железы, а во-вторых, нужно умение. Но ты не огорчайся. Тебе не нужна паутина. Цукерманы и так тебя неплохо кормят три раза в день. Тебе не нужно заманивать добычу в тенета, чтобы поесть.

Вильбур вздохнул:

— Шарлотта, ты еще умнее и благороднее, чем я думал. Я хотел доказать всем, какой я ловкий. Похвастался — и получил по заслугам. Так мне и надо.

Темпльтон тем временем отвязал веревочку от поросячьего хвостика и утащил ее обратно в норку. Шарлотта снова принялась прясть.

— Не стоит так огорчаться, Вильбур, — успокоила она поросенка. — Не всем дано умение плести паутину. Даже люди не умеют, а они за многое берутся, и у них неплохо получается. Ты когда-нибудь слышал о мосте Куинсборо?

Вильбур покачал головой:

— Это что, паутина такая?

— Вроде того, — пояснила Шарлотта. — А знаешь, сколько его строили? Целых восемь лет. Подумать страшно! Я бы умерла с голоду, если бы мне пришлось столько ждать! Лично я могу сплести паутину за один вечер.

— А что люди делают на мосту Куинсборо? Ловят мух? — спросил Вильбур.

— Нет, — ответила Шарлотта. — Ничего они там не ловят. Просто ходят по нему туда-сюда, с одного берега на другой, и каждый думает, что на другом берегу лучше. Вот если бы они дошли до середины, свесились с моста и тихонько подождали бы, может, им что-нибудь хорошее и попалось бы. Но нет, им не до того. Каждую минуту снуют взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед! Какое счастье, что я веду оседлый образ жизни!

— А что значит «оседлый»? — спросил Вильбур.

— Это значит, что я всю жизнь сижу спокойно на одном месте и не брожу по белу свету. Я знаю, что хорошо, а что плохо, по личному опыту. Моя паутина, например, — это хорошо. Я затаюсь и жду: а вдруг кто-нибудь в нее попадется? А пока я караулю добычу, я размышляю о том о сем.

— Наверно, и я веду оседлый образ жизни, — заключил поросенок. — Я вынужден торчать здесь, хочу я того или нет. А знаешь, где бы я хотел провести сегодняшний вечер?

— Где же?

— В лесу. Я бы там поискал буковые орешки, трюфели и сладкие корешки. Я бы зарылся в листву, мял бы, швырял, ковырял землю своим крепким пятачком, нюхал бы траву, которая так восхитительно пахнет…

— Это ты, что ли, восхитительно пахнешь? — вмешался в разговор ягненок, только что вошедший в сарай. — Ты так благоухаешь, что я даже отсюда чувствую. Ну и запашок от тебя — хуже всех на скотном дворе!

Вильбур понуро склонил голову, глаза его наполнились слезами. Шарлотта заметила, что поросенок смутился, и резко одернула ягненка.

— Оставь Вильбура в покое! — сказала она. — От него пахнет так, как и должно пахнуть, учитывая, что он спит на навозной куче. Ты тоже не букет роз. Кроме того, ты прервал очень приятную беседу. О чем мы с тобой Говорили, Вильбур, когда этот невежа так грубо перебил нас?

— Да я уж и не помню, — смешался Вильбур. — Какая разница! Давай немножко помолчим, Шарлотта. Что-то у меня глаза слипаются. Не обращай на меня внимания, продолжай чинить свою паутину. А я пока прилягу и буду смотреть, как ты работаешь.

Вильбур лег на бок, вытянулся и глубоко вздохнул.

Наступили сумерки. На скотном дворе стало темно и тихо. Ферн понимала, что ей пора домой, ужинать, но уходить страшно не хотелось. Над сараем бесшумно пролетели ласточки, неся корм птенцам. Вдали, за дорогой, заливалась какая-то птица:

— Фьюти-фьюти-фьють! Фьюти-фьюти-фьють!

Лерви сел под яблоней и закурил трубку: животные почуяли знакомый запах крепкого табака. Вильбур слышал, как выводила трели садовая жаба да изредка хлопала кухонная дверь. От этих привычных звуков поросенку становилось легко на сердце. Он чувствовал себя спокойно, потому что любил жизнь, и ему нравилось ощущать себя частью Большого Мира в погожий летний вечер.

Но как только Вильбур лег спать, он сразу же вспомнил, что сказала ему старая овца. Мысли о смерти мучили его, и он начал дрожать от страха.

— Шарлотта, — позвал он шепотом.

— Что, Вильбур?

— Я не хочу умирать!

— Никто не хочет, — ласково произнесла Шарлотта.