Сюзанна и Александр - Роксана Гедеон

6

      День 3 января нового года выдался дождливым и сумрачным. К вечеру Париж и вовсе был окутан густым туманом. И всё же особняк Галифе на улице Варенн, где находилось, министерство иностранных дел и где был назначен приём, сиял иллюминацией: каждый огонёк был словно спрятан под защитным колпачком и светил сквозь непогоду. Разливали дымчатый мерцающий свет газовые фонари – невиданная новинка, пришедшая из Англии.

      Множество гостей поднималось по широкой мраморной лестнице, расходившейся во все стороны, а я, на миг, замерев на ступеньках, подумала, что редко можно встретить особняк такого убранства и роскоши. На фоне белого потолка и голубых стен выделялись лепные посеребренные цветы, фрукты, раковины, струи фонтанов; ниши были затянуты шёлком с рисунками Моннуайе, там же стояли вазы с тюльпанами, флоксами, лилиями. Уже была слышна музыка, пожалуй, уже начались танцы. Мы ведь приехали на два часа позже назначенного.

      Лестница закончилась, и огромное золочёное зеркало отразило меня с ног до головы. Я сама невольно залюбовалась собой. На мне было узкое, почти облегающее платье из струящегося алого шёлка, яркого, почти цвета пламени, – оно обтекало меня, обрисовывало, резко подчёркивало белизну кожи, пламенело, а на изгибах ткани просто пылало золотом, которым были вышиты пальмовые листья на незаметных вертикальных разводах. Я казалась в этом пламенном туалете высокой, но хрупкой и тонкой, как девочка. Кроваво-красными розами были убраны золотистые волосы. Если не считать цветов, на мне не было украшений.

      Аврора тоже украдкой поглядывала в зеркало, незаметно поправляла то локоны, то оборку. Она была в наряде из нежно-сиреневого муслина – он окутывал её фигуру, как облако, и так шёл её глазам, что от неё трудно было отвести взгляд. Нынче она снова смогла меня уговорить, и ей была сделана взрослая, высокая причёска: тёмно-русые волосы подняты, чуть завиты и с изяществом сколоты гребнем. Её тонкая шея, обвитая топазовым ожерельем, казалось благодаря этой причёске лебединой. Да и вся она была необыкновенно мила.

–– Я так завидую тебе! – шепнула она. – Ты такая уверенная. А у меня внутри даже холодно становится от волнения…

–– Волноваться нечего. Среди публики, которую ты увидишь, большинство людей ещё вчера были либо конюхами, либо солдатами. Что-то в этом роде… Ты увидишь, они даже разговаривать правильно не умеют.

      Лакей, стоявший у дверей, громко объявил:

–– Гражданка дю Шатлэ с дочерью.

      Обилие окон и зеркал наполняло светом зал, в который мы вошли. Потолок был покрыт росписями. Бросалась в глаза золочёная резьба – фигурки амуров, короны, рокайли и диски образовывали пышные резные композиции.

      Нас встретила любовница Талейрана, мадам Грант, привлекательная золотоволосая женщина, находившаяся при министре на положении, как говорил граф д’Артуа, «почти что жены». Я уже успела узнать, что её считают дурочкой, и едва послушав то, что она говорила, согласилась с этим мнением. Мадам Грант не скрывала того, что восхищается сама собой, и была чрезвычайно горда своей ролью на столь важном приёме. Она несколько раз повторила нам, сколько денег было затрачено на создание великолепия, ныне нас окружающего. Натянуто улыбаясь, я поспешила расстаться с ней, сказав, что её внимания ожидают другие гости.

–– Какая она забавная, – сказала Аврора. – Она знает тебя?

–– Нет. И я её не знаю. Я вообще здесь ни с кем не знакома.

      Это была правда. Пока мы с Авророй, мило беседуя, шли по залу, я очень ясно ощутила всю степень нашего одиночества. Аврора говорила, что я выгляжу уверенной. Возможно, это и так, но это только видимость. Внутренне я была растеряна. Я глядела вокруг и не видела ни одного знакомого лица. Люди на балу, честно говоря, были мне слегка неприятны. Я сама была недовольна тем, что замечаю все мелочи: взрывы слишком громкого смеха, развязные манеры мужчин, полуголых женщин, одетых в вызывающе прозрачные платья, под которыми, кажется, не было даже белья… то, что офицеры – республиканские офицеры, разумеется, – даже не отцепили сабли, и те, вероятно, бьют дам и их самих по ногам во время танца… На меня кое-кто поглядывал с явным интересом, но я лишь плотнее сжимала губы в ответ на эти взгляды. Внимание не слишком воспитанных синих было для меня почему-то унизительным. Как они смеют смотреть столь нагло, так, будто я уже обещала им что-то? Лучше бы выучились для начала правильно произносить слова, а не гнусавить, как простолюдины из Сент-Антуанского квартала!

      Один из них приблизился, приглашая меня на танец, но я ответила так резко, что он не посмел настаивать. Ну уж нет, танцевать с этими людьми я не буду… Мне вообще казалось предательством то, что я пришла сюда. Конечно, я пришла ради Александра… Ах, поскорее бы объявился Талейран!

      Я вовсе не была закоренелой ретроградкой. Я понимала, что прошлого не вернуть. Но, Боже мой, даже при этом, что я была готова к миру, годы революции не прошли для меня даром. Эти люди, одетые нынче в шёлк и бархат, танцующие котильон, – это ведь те самые люди, что совсем недавно убивали нас! Ни за что! Просто так! Лишь из-за того, что фамилия у меня была не такая, как у них, и я знала своих предков до двенадцатого колена!

      Я с треском захлопнула веер, и гримаса ярости исказила моё лицо. Мне показалось, что Аврора обращается ко мне.

–– Что ты говоришь, дорогая? Прости, я прослушала тебя.

–– Мама, погляди, вот тот человек… – Голос её прозвучал робко. – Он наверняка пригласит меня. Можно?

–– Что?

–– Можно ли мне танцевать с ним?

      Я вздохнула.

–– Почему же нет, дорогая? Это только от тебя зависит. От того, нравится ли тебе этот человек.

      Аврора упорхнула от меня через две секунды после того, как я произнесла это. Я посмотрела ей вслед, подумала о том, что вовсе не следует внушать таким юным девочкам ожесточение, свойственное мне, и медленно двинулась дальше, машинально разворачивая веер.

      Звучала музыка, и, казалось, с каждым новым тактом на меня смотрело всё больше и больше мужчин. Я сознавала, как притягательно и ярко выглядит моё пламенеющее платье в этом зале, полном бледных женщин и вульгарных офицеров, и уже сожалела, что надела его. Лучше было предпочесть что-то менее заметное. И Талейрана нигде не было видно… Мне вовсе не хотелось пробыть здесь до полуночи, занимаясь поисками министра!

      Я приблизилась к киоску и взяла стакан лимонада. Становилось жарко. Аврора не спешила возвращаться. И в этот миг, когда я почувствовала, что начинаю злиться, позади меня раздался голос, который я сразу узнала:

–– Вы опоздали, мадам. Я… э–э, можно сказать, я уже начинал досадовать.

      Я чуть склонила голову в ответ на поклон Талейрана.

–– Мне казалось, что и вы, господин министр, не слишком стремились со мной встретиться.

–– Я? Вы полагаете, что после столь восхитительного внимания с вашей стороны я могу быть столь неучтив и забывчив? Похоже, вы крепко меня презираете, госпожа дю Шатлэ.