Когда прольется кровь - Томаш Колодзейчак

— Ты тоже красиво говоришь. — Дорон отхлебнул пива. — Только долго очень.

Салот снова смутился и умолк. По правде сказать, Дорон любил его слушать. Слуга всегда говорил взволнованно, переживал сильно и при этом ухитрялся рассказывать складно и интересно. Меж Дороновых людей никто не мог переговорить Салота. Однажды Лист даже видел, как холоп отбрехивается от бановых воинов и делает это с таким искусством, что те двое, вместо того чтобы избить и испинать его, отошли, вдобавок еще и извинившись. Тем большее удовольствие получал Дорон, время от времени одним-двумя словами осаждая холопа. Слуга испытывал уважение к хозяину, и Лист чувствовал в этом большее, чем простое послушание. Холопы вообще глубоко уважали Дорона. Он относился к ним иначе, не так, как большинство вольных к своим слугам. Возможно, потому, что ему не приходилось скупиться — вырывать у земли каждое зерно, каждый ее плод. Ибо купцы из Даборы почитали за честь поставлять пропитание в дом Листа. А возможно, еще и потому он относился к холопам более ласково, что сам вышел не из богатой семьи, испытал тяжесть труда, понимал своих людей. Возможно. Но по правде-то дело было в чем-то другом, и Дорон это понимал. Просто он был мудрее большинства. Знал истины, им не доступные. И поэтому позволял холопам больше, нежели другие хозяева, старался заботиться о них, помогал в дни неурожая или болезни. Часто бывал в домах своих подданных, а порой даже, к неудовольствию окружающих, сам работал в поле.

— Ну ладно уж. — Он обмакнул шарик творога в мед, золотистые капельки стекли по пальцам, когда он подносил сладость ко рту. — Рассказывай, если хочешь.

— Может, еще пива, хозяин?

* * *

— Чисто, — шепнул Позм.

— Тихо, — бросил Вагран.

Крогг выскочил на середину улицы, закружил бечевкой, на конце которой были привязаны три беличьих хвоста. Над головой между крышами домов была перекинута балка, четко вырисовывающаяся на усыпанном звездном небе.

Крогг бросил. Связка хвостов прошла чуть ли не в сажени от балки. Бечевка с громким шлепком упала на землю.

— А, чтоб… — буркнул Крогг, снова крутя бечевкой. Оглянулся.

— Спокойно, — прошипел Позм.

Вагран махнул рукой.

— Достанешь? — спросил Магвер. — Если нет… — Он протянул руку.

— Достану, — буркнул Крогг. Однако на этот раз бечевка, хоть и пролетела над балкой, не обернулась вокруг нее. Крогг снова начал тянуть.

— Городовые, — шепнул Позм. — Идут сюда.

— Смываемся, — велел Магвер.

— Кину еще раз. — Крогг раскрутил бечевку.

— Нет! Идем. — Магвер побежал в сторону Ваграна. Остановился и повернулся. — Крогг!

— Все! — Крогг кинул бечевку. Конец с прикрепленными хвостами обернулся вокруг балки.

— Бежим! — крикнул Позм. Он стоял на перекрестке, поглядывая то на приближающихся городовых, то на дружков.

Крогг наклонился над валяющимся на земле концом бечевки. Магвер подскочил к нему.

— Брось! — Он хотел оттолкнуть Крогга, но увидел, что тот уже пытается высечь искру.

И тут раздались свистки стражников. Холодный пронзительный звук. Еще немного и явится подмога.

— В-в-в… в-в-все, — отстучал зубами Крогг. Заранее пропитанная горючим маслом бечевка занялась сразу.

Они бросились бежать. Из-за угла выскочили солдаты.

Магвер толкнул Крогга, мимо промчался Позм. Они неслись вдоль улицы, один за другим исчезая в переулках, подворотнях домов, между мастерскими.

Желтый язычок понемногу полз вверх, подгоняемый ветром, шевелящийся от колебаний качающейся бечевки. Наконец он добрался почти до самой балки и тут, наткнувшись на участок бечевки, пропитанный водой, погас. Над улицей Даборы висела связка из трех беличьих хвостов. Двух покрашенных черным, одного — желтым. Знак вызова. Знак ненависти.

* * *

Дорон задержался на минуту, чтобы взглянуть на рабов, работающих по ремонту водовода, потом свернул к торговым палаткам. Остановился около ларька йопанщика. Продавец, паренек лет тринадцати, низко поклонился.

— Здравствуй, мастер.

— Здравствуй, Ате Шукс. — Дорон протянул руку к лежащему наверху йопану. Йопан был не особо красив, зато старательно и крепко сделан. Пять слоев оленьей кожи, переложенных льняной тканью, вначале склеили, а затем простегали. Стежка была ровной, дырочки, оставленные шилом, маленькие и незаметные. В мастерских Бора Шукса йопаны не украшали. Зато его ученики делали парадную одежду, тонкую, обшитую ракушками и чешуей морских рыб. На ней рисовали боевые сцены, портрет хозяина, фигуры животных и водяных существ. На таких йопанах Бор Шукс ставил свой знак и продавал самым богатым даборцам. Снабжал он и двор бана.

— Отец дома? — спросил Дорон.

— Работает, мастер. Сегодня с утра трудится. Гор Ара Храбрый из Каменного Распадка прислал со своими рабами заказ на шестнадцать боевых йопанов и вчера же началась работа.

— А ты, Ате Шукс, еще не шьешь?

Мальчик опустил голову.

— Шью, мастер, но отец утверждает, что мне надо продолжать учиться. Но, — его лицо просветлело, — мне уже разрешили продавать свои йопаны в его лавках вместе с кафтанами прислужников.

— Здесь есть какой-нибудь твой йопан?

— Тот, мастер, который ты держишь.

Дорон взглянул на паренька, потом на кафтан.

— Я думаю, Ате, твой отец хочет сделать из тебя самого лучшего йопанщика, какой только жил в Даборе.

Паренек снова покраснел — на этот раз от удовольствия.

— Я покупаю его, он хорошо сделан.

— Мастер… — вздохнул мальчик. — Я не могу… мой отец…

— Твой отец обещал снабжать меня и моих людей йопанами, но с тобой я не заключал никаких договоров. Поэтому я куплю у тебя этот йопан, а завтра мне предстоит встретиться с судьями турнира, и тогда я его надену. Сколько стоит твой кожух, Ате?

— Двадцать одну льнянку, мастер. — Ате Шукс пробовал улыбнуться, но голос у него дрожал. Дорон принялся осматривать йопан, проверил рукой ремни, провел пальцами по деревянным пластинам.

— Могу дать девятнадцать, Ате Шукс, — сказал он наконец. — Двадцать одну берут подмастерья из Горчема, а ты даже не подмастерье.

Паренек уже собрался было согласиться, когда заметил улыбку на лице Дорона и в последний момент удержался.

— Это прекрасный йопан, мастер, я не могу отдать его дешевле, чем за двадцать льнянок, — прошептал он одним духом и замолчал, пораженный содеянным: ведь он пробовал торговаться с Листом.

— Будет из тебя купец. — Дорон вытянул из-за пазухи льняные платочки, отсчитал двадцать и сунул в руку Ате Шуксу.

* * *

На площади Каштанов было гораздо более людно, чем обычно. Это третий по величине рынок Даборы, здесь торговали в основном мелким товаром — у лавочек сидели гончары и сапожники, ткачи и портные, здесь же продавали стеклянные украшения.