Мифы Ктулху - Брайан Ламли

В конце обеденного перерыва, не увидев Мартина в столовой, Гарольд Муди отправился его искать — и обнаружил юношу в его комнате, где тот беспокойно расхаживал взад-вперед. О предмете своего волнения Спеллман умолчал. Вообще-то он и сам толком не знал, что гложет его изнутри — просто им владело странное ощущение чего-то страшного и неизбежного. Правда, ощущение это слегка утратило остроту, когда Муди сообщил, что Алана Барстоу больше в клинике не будет. Никто не знал, почему жабообразный санитар решил оставить работу. Нет, конечно, по лечебнице уже давно ходили слухи, что у парня нелады с нервами, но по мнению Гарольда Муди, Барстоу «просто достало это местечко и его обитатели».

Позднее, закончив дежурство, Спеллман, обрадованный известием о предстоящем уходе Барстоу, ощущая, как с каждой минутой к нему возвращается душевное спокойствие, быстро перекусил в столовой, после чего вернулся к себе в комнату и погрузился в изучение рукописей. Однако с наступлением темноты, ближе к девяти, к нему вернулось и томительное беспокойство, мешавшее сосредоточиться, он отложил книгу и ненадолго прилег на кровать. Какое-то время юноша прислушивался, не доносятся ли из Преисподней странные звуки — и даже поймал себя на мысли, что царившая там тишина не доставляет ему особой радости. Пролежав так несколько минут, он встал и закурил сигарету. Спать не тянуло, и Мартин вознамерился бодрствовать до полуночи, чтобы не пропустить тот момент, когда науськанные Ларнером обитатели подвального корпуса выкинут какой-нибудь фортель.

В десять часов вечера ему неожиданно захотелось перечитать страницы «Хтаат Аквадинген» — особенно Шестую Сатхлатту, — и он вытащил книгу прежде, чем успел воспротивиться этому настойчивому желанию. Мартин никак не мог взять в толк, что в «Черной книге» так его привлекало сейчас. На него навалилось страшное изнеможение — плата за беспокойную ночь; начался приступ сильной головной боли. Не помогли даже наспех сваренная чашка кофе и таблетка аспирина. Усталость и боль в висках все усиливались, и Мартин был вынужден снова лечь в постель. Он посмотрел на часы: без десяти одиннадцать. Не успел он и глазом моргнуть…

…кто-то хорошо ему знакомый невнятно бормотал слова Шестой Сатхлатты. Даже погружаясь в глубокий сон, Мартин узнал собственный голос!

Он стоял на окраине облезлой поляны под темно-зеленым небом. За его спиной простирались зловещие заросли. Прямо перед ним, в самом центре поляны, возвышался Йиб-Тстл, как всегда неумолимо вращавшийся вокруг собственной оси. Спеллману хотелось развернуться и бежать от Существа в зеленом плаще. Он даже сделал попытку — приложив все мыслимые усилия воли, лишь бы воспротивиться жуткому притяжению, исходившему от чудовища, — сделал и почти добился своего… О, это проклятое «почти»! Медленно, мучительно медленно, чувствуя, что его спящий разум заперт в крошечном шарике сосредоточенности, Мартин Спеллман ощутил, как неведомая сила магнитом тянет его вперед. Вскоре он оказался напротив Древнего и понял, что тот разгневан.

В течение долгого времени, показавшегося ему едва ли не вечностью, он пытался сопротивляться, после чего Йиб-Тстл, которому это явно надоело, попробовал применить другую тактику. Хотя от центра поляны Мартина отделяло довольно приличное расстояние, он все же заметил, как Существо замерло на месте. В следующее мгновение исполинский монстр распахнул полы плаща, и взгляду юноши открылся адский зверинец.

За раз Спеллман мог справиться лишь с одним уродцем, а Йиб-Тстл явно не собирался отпускать его из царства грез в реальный мир. Даже осознавая, что спит, Спеллман оставался во власти этого сна. Он беззвучно кричал, нанося удары безликим крылатым тварям, стремительно налетавшим на него и явно желавшим сбить его с ног. Наконец им это удалось, и он упал, закрывая руками голову. Когда крылатые уродцы оставили его в покое, он осмелился посмотреть вверх и понял, что находится у ног исполинского чудовища в зеленом плаще.

И вновь эти ужасные красные глаза… вместо того, чтобы оставаться на месте, они быстро перемещались — независимо друг от друга, скользя поверх смазки из мерзкой, тягучей слизи, по красной, липкой голове Йиб-Тстла.

Неожиданно Спеллман понял, что не один здесь. Рядом с ним лежали и другие люди — двенадцать человек, — и даже во сне тела и лица некоторых из них были словно перекорежены. Некоторые пускали слюни, а в глазах их застыло странное выражение, не позволявшее усомниться в состоянии их разума.

Ларнер и остальные обитатели Преисподней — полный состав для проведения шабаша — почтительно собрались у ног бога сумасшедших, омерзительного Йиб-Тстла.

Не поднимаясь с колен, Спеллман в омерзении отвернулся. Взгляд его тотчас упал на книгу, лежавшую перед ним на гнилостной земле. Это была принадлежавшая Ларнеру копия «Хтаат Аквадинген», открытая на Шестой Сатхлатте!

— О нет! — беззвучно вскричал Спеллман, пронзенный внезапным пониманием. За что? Где тот предел, до которого Существу позволено ступать по земле?

Ларнер сел рядом с ним.

— Ты знаешь это сердцем, санитар Спеллман! Знаешь!

— Но я!..

— Времени нет, — оборвал его обитатель Преисподней. — Полночь близка! Ты станешь вызывать его вместе с нами?

— Нет, не стану, черт тебя возьми! — мысленно закричал Мартин.

— НЕТ, СТАНЕШЬ! — пророкотал в его голове чужой громовой голос. — ПРЯМО СЕЙЧАС!

С этими словами Йиб-Тстл вытащил из-под плаща нечто черно-зеленое — по всей видимости, руку с растопыренными пальцами — и вогнал эту жуткую пятерню в рот, уши и ноздри Спеллману, прямо в его мозг; вогнал и сжал со всей силой…

Когда Великий Древний убрал свои осклизлые пальцы, глаза Мартина Спеллмана остались пусты, а рот, из которого теперь капала слюна, безвольно обвис. Лишь тогда, в полночь, словно по какой-то неслышной команде, Ларнер и его двенадцать адептов с удивительной синхронностью начали произносить заклинание: Спеллман у себя в комнате, сидя на постели, остальные — внизу, в палатах.

Скандал, разразившийся в Оукдине, утих лишь к началу февраля. К этому времени события, разыгравшиеся ночью 1 января 1936 года, были самым тщательным образом изучены и документально зафиксированы в строгой хронологической последовательности дня возможного использования в отчетах. Доктор Уэлфорд к этому времени уже подал в отставку. Ему не повезло: в ту роковую ночь на нем всецело лежала ответственность за все происходившее в клинике. И хотя было установлено, что личной вины Уэлфорда в случившемся нет, его отставка, похоже, удовлетворила руководство, газетчиков и родню многих пациентов лечебницы.

Разумеется, будь доктор Уэлфорд менее щепетильным человеком, он мог бы по крайней мере частично представить случившееся в выгодном для себя свете — тем более что в следующем месяце пятерых обитателей Преисподней (трос из них ранее считались «безнадежными» маньяками) выпустили на свободу и признали дееспособными гражданами. Увы, пятеро других, в том числе и Ларнер, были найдены мертвыми в своих палатах вскоре после полночных беспорядков. Все они стали жертвами «острого приступа буйного помешательства». Еще двое были живы, но находились в состоянии глубокого кататонического ступора, из которого их вывести не удалось.