Апокалипсис - Сергей Котов

Прежде, чем продолжить прыжки, я позавтракал и умылся. В душ (его вариант для невесомости) я залезать не стал, берёг ресурсы.

Настраивая навигацию, я вдруг задумался о Гайе. Когда мы были вместе — размышлять об этом было удивительно трудно. Даже до того, как появилась Катя. Связь между нами, как сейчас показалось, слишком сильно влияла на мои собственные мысли.

Нет, на расстоянии она не стала казаться монстром. Совсем наоборот — я решил, что более благородного, взвешенного, стабильного и вообще достойного уважения существа я не встречал во всей Вселенной. Кроме того, я по-прежнему любил её человеческое воплощение.

Но я впервые задумался о её мотивации. Как может себя чувствовать существо, подобное ей? С обычной, человеческой точки зрения — Гайя, практически, бессмертна. Но едва ли она сама считает себя таковой. Слишком многое менялось, можно сказать, у неё на глазах. Как ни парадоксально, но её мир — более динамичный, чем наш. Обычный человек может пойти в горы и, любуясь заснеженными вершинами, наслаждаться ощущением незыблемости мироздания. Но это совершенно недоступно существу, подобному Гайе, которая прекрасно помнит, как эти горы возникли и как продолжают выветриваться…

Для чего же она возится с человечеством? Почему хочет перенять у нас так много? Для чего стала одной из нас?

Смысл. Наверно, всё дело в смысле. Она давно переросла стадию существования ради существования; ей нужно качественное наполнение. Всё то, что способна дать обычная человеческая жизнь…

Что было бы, если бы Гайя осталась одна? Поглотила и изменила бы планету? Чем бы она стала? Отчаявшимся живым океаном, который изо всех сил стремиться изобрести собственные смыслы, и беззвучно кричит от отчаяния, потому что везде видит только себя, в бесконечном лабиринте искусственных отражений?..

От таких мыслей мне снова стало не по себе.

Я вспомнил о Считывателях. О том, что угроза Земле далеко не миновала. И после этого я сел возле стенда с тюрвингом, включил систему навигации и продолжил двигаться по направлению к звезде Тау Кита.

Первую планету я засёк тогда, когда Тау Кита едва перестала быть безразмерной искрой, одной из многих, и начала приобретать объём. Вернее, засёк её даже не я сам, а автоматическая навигационная система. Когда я проснулся в очередной раз и позавтракал, компьютер выдал сообщение о находке на информационный дисплей.

Для того, чтобы оказаться на орбите планеты, потребовалось всего лишь три прыжка.

Больше всего этот мир походил на Марс-переросток. В смысле, современный Марс, конечно. Огромная каменная глыба, красновато-рыжего оттенка, с зачатками атмосферы.

Количество приборов, размещенных на борту капсулы, было очень ограниченным, с их помощью я мог только грубо измерить температуру на поверхности и в первом приближении состав атмосферы. Конечно, можно было войти в режим, и путём сложных вычислений добиться большей точности данных. Но в этом не было совершенно никакой необходимости.

Совершенно очевидно, этот мир был безжизненным. Температура на экваторе минус шестьдесят по Цельсию. Это днём! Атмосфера — почти сплошная углекислота, с небольшим добавлением благородных газов. При этом давление на поверхности в сто раз ниже земного. И это при том, что сила тяжести была почти в два раза больше.

Перед стартом меня снабдили всей имевшейся у земных учёных информацией по системе Тау Кита. По данным различных исследований, на орбитах вокруг звезды должно вращаться от четырёх до семи планет. Так что открытие первого безжизненного мира меня совершенно не обескуражило.

Куда страшнее была вторая находка.

Через три прыжка, ориентируясь на показания навигационной системы, обнаружившей следующую предположительную планету, я оказался на орбите серого пылевого шара. Он выглядел точно так, как имитация, которую демонстрировала Алиса. Что ж. По крайней мере в чём-то она была искренна. А, значит, есть шанс, что я не зря прибыл в эту систему…

Третья планета (от края системы, а не от звезды) оказалась обитаемой.

В полтора раза больше Земли, бирюзово-зелёная. По прикидкам, которые я сделал в режиме на основании показаний простого гравитометра, который всё-таки запихнули в капсулу, сила тяжести на поверхности была всего лишь на двадцать процентов больше, чем на Земле. Вполне терпимо.

Большая часть поверхности планеты, как и на Земле, была покрыта океаном. Материк был один, вытянутый вдоль экватора почти на половину его длины. Поверхность материка, видимо, сплошь была покрыта местной растительностью, потому что она была лишь чуть темнее океана. Только в самом центре выделялась крупная горная цепь с заснеженными вершинами.

Именно среди гор я нашёл то, ради чего, видимо, и проделал весь этот долгий путь через межзвёздную пропасть.

Между двумя грядами вершин располагалось каменистое нагорье, почти идеально овальной формы. А посреди этого нагорья, выделяясь тенями среди общего серого фона, лежал уже знакомый мне спиральный символ.

Капсулу пришлось оставить на орбите — она просто не была рассчитана на гравитационные нагрузки. Поэтому пришлось герметизировать скафандр, надевать шлем и входить в режим.

До поверхности я добрался всего в пару прыжков. Но для финиша на последнем отрезке по привычке заложил метровую высоту, и это было большой ошибкой: повышенная сила тяжести больно отозвалась в суставах. Так недолго было и ногу сломать! Что, с учётом моего положения, могло быть критичным. Две недели прожить на обезболивающих — это не то приключение, которое я хотел бы переживать. Да и не было на борту столько лекарств… а что, если кость сместилась бы? Перекрыла бы какой-нибудь сосуд?

Я вздрогнул, выходя из режима, и пообещал себе удвоить бдительность.

Скафандр сигнализировал о включении системы обогрева. Тут было холодно: минус пятьдесят по Цельсию. Похоже, строители спирали выбрали самое неуютное место в этом зелёном мире! Но зато здесь, по крайней мере, не было разных чудовищ, которые наверняка в изобилии водились среди бескрайних джунглей за пределами горной цепи.

Хотя, возможно, когда спираль строилась, условия в этом месте было совсем другими. Я подумал об этом, разглядывая руины древнего сооружения. То, что это именно руины не было никаких сомнений: в отличие от конструкции, которая была обнаружена на Луне, здешняя спираль была в очень плохом сохране: стены кое-где осыпались, нарушив стройный узор, под ногами валялись ноздреватые обломки.

Я, осторожно ступая среди нагромождений естественной породы нагорья и останков спирали, двинулся к её центру. Именно там Лев обнаружил седьмой тюрвиг, назначение которого до сих пор остаётся для нас загадкой. Возможно, здесь удастся обнаружить что-то подобное? И понять, наконец, что оно из себя представляет? Может, здесь будут какие-то намёки, которые мы упустили на Луне?

Но эта надежда оказалась напрасной.

Центральный купол, в котором хранился тюрвинг, был разрушен до основания. Только небольшие, наполовину выветренные выемки в породе, визуально напоминающей мрамор, говорили о том, что здесь очень давно что-то было.