Глаз бури - Тэд Уильямс

Он поднял глаза от пергамента и увидел, что Бинабик пристально смотрит на него. Лицо его было печальным и мрачным, но Саймон не понимал почему.

— Бинабик, — начал он, но не смог придумать ни одного вопроса, ответ на который мог бы как-то упорядочить сумбур в его голове. — Да, — сказал наконец Саймон. — Ты не знаешь, где может быть начальник стражи? Я должен взять у него меч.

* * *

Воздух был сырым и тяжелым, серое небо нависало над головой. Они шли к наружной стене. Через городские ворота текли толпы народа: некоторые несли овощи и лен на продажу, другие тащили за собой старые расшатанные тележки, на которых, казалось, помещается все их жалкое земное имущество. Спутники Саймона, маленький тролль и огромный желтоглазый волк, производили немалое впечатление на этих вновь прибывших; некоторые, указывая на них пальцами, выкрикивали возбужденные вопросы на местных диалектах, другие в ужасе отшатывались, осеняя лохмотья на груди защищающим знаком древа. На всех лицах был страх — страх перед невиданным раньше, страх перед тяжелыми временами, пришедшими в Эркинланд. Саймон чувствовал, что разрывается между желанием как-то помочь им и желанием немедленно убежать куда-нибудь, чтобы не видеть больше эти невзрачные раздраженные лица.

Бинабик оставил его у караульного помещения наружной стены и отправился в библиотеку навестить отца Стренгьярда. Саймон довольно быстро оказался перед начальником стражи — измученным, загнанным молодым человеком, который уже несколько дней не брился. Голова его была не покрыта, а блестящий шлем полон счетных камешков, при помощи которых он учитывал количество иноземных воинов, прибывших в замок. Он был предупрежден о Саймоне, которому весьма льстило, что принц помнит о нем, и юноша был препоручен медведеподобному стражнику из северного Эркинланда по имени Хейстен.

— Что, парень, ростом не вышел, а? — прорычал он, поглаживая кудрявую каштановую бороду и разглядывая долговязую фигуру Саймона. — Тогда значит лучником будешь, вот какая история. Меч-то мы тебе достанем, да только для дела-то он коротковат будет. Вот лук — это да.

Вместе они прошли вдоль наружной стены к оружейной — длинной узкой комнате за звенящей кузницей. Следуя за оружейником, который водил их по рядам мятых доспехов и потускневших мечей, Саймон огорченно думал, что это вооружение будет слабой защитой против сверкающих легионов, которые, без сомнения, выведет Элиас на поле битвы.

— Мало чего осталось, — заметил Хейстен, — не хватит даже на первое время. Может, только чужеземцы додумаются захватить что-нибудь, кроме вин и неприятностей.

Прихрамывающий сторож наконец отыскал меч в ножнах, который, по мнению Хейстена, подходил по размерам для Саймона. Оружие было шершавым от засохшего масла, и сторож вынужденно скрыл недовольную гримасу.

— Отполируй его, — сказал он. — Будет вещь что надо!

В результате дальнейших поисков обнаружился длинный лук, у которого недоставало только тетивы, в остальном он был в хорошем состоянии, а при нем нашелся даже кожаный колчан.

— Работа тритингов, — заявил Хейстен, указывая на пучеглазых оленей и кроликов, вытравленных на темной коже. — Они делают славные колчаны, эти тритинги. — Саймон решил, что стражник чувствует себя несколько виноватым из-за этого непрезентабельного меча.

В караулке его новый учитель вытянул у квартирмейстера тетиву и полдюжины стрел, и показал Саймону приемы чистки и ухода за его новым оружием.

— Наточи его как следует парень, понял, наточи его как следует, — говорил грузный стражник, проводя лезвием по мокрому камню. — Иначе ты превратишься в девку, прежде чем станешь мужчиной. — Вопреки-всякой логике под слоем засохшего масла и ржавчины вскоре заблестела благородная сталь.

Саймон надеялся, что они сразу займутся упражнениями с мечом или по крайней мере стрельбой по мишени, но вместо этого Хейстен достал два обитых тканью деревянных шеста и повел его за городские ворота, на склон горы. Саймон быстро понял, как мало его игры с Джеремией, мальчиком свечника, напоминали настоящие солдатские упражнения.

— Больше толку было бы с пикой, — сказал Хейстен, когда Саймон после сильного удара в живот рухнул на траву, чтобы отдышаться. — Только в замке сейчас ничего такого нет, видишь, какая история. Потому-то твоей игрушкой будет лук, парень. Но и меч знать неплохо для ближнего боя, понял меня? Тут ты тыщу раз скажешь спасибо старому Хейстену.

— А… когда же… лук? — пропыхтел Саймон.

— Завтра, парень, завтра будут и лук, и стрелы… или послезавтра, — Хейстен засмеялся и протянул широкую ручищу. — Поднимайся, парень, наше с тобой веселье нынче только начинается.

Уставший, замученный, Саймон чувствовал себя вымолоченым, как пшеница, и боялся, что мякина вот-вот полезет у него из ушей. За дневной трапезой стражников он подкреплялся бобами и хлебом, а Хейстен продолжал словесную часть его образования, которую юноша в основном пропустил из-за непрерывного низкого шума в ушах. Наконец его отпустили, предупредив, что все начнется сначала ранним утром следующего дня. Он поплелся в пустую комнату Стренгьярда и провалился в сон, даже не сняв сапоги.

* * *

Капли дождя залетали в открытое окно, в отдалении гремел гром. Саймон проснулся и обнаружил, что его, как и утром, ждет Бинабик, как будто и не было длинного, полного синяков дня. Эта иллюзия быстро рассеялась, когда он сел. Каждый мускул закостенел и ныл, и Саймон чувствовал себя столетним стариком.

Бинабику пришлось немало потрудиться, чтобы заставить его встать с постели.

— Саймон, мы будем не развлекаться, ты не можешь соглашаться или не соглашаться, ты просто не имеешь выбора. На этих весах будут полеживать наши жизни.

Саймон откинулся на спину:

— Да я не спорю. Но если я сейчас встану, я умру.

— Довольно, — маленький человек схватил его за руку, уперся ногами и, морщась, стал тянуть юношу в сидячее положение. Раздался душераздирающий стон и стук, когда одна из обутых в сапоги ног Саймона опустилась на пол. Потом была долгая тишина — и другая присоединилась к ней.

Через несколько минут он уже хромал к двери вслед за Бинабиком навстречу пронизывающему ветру и ледяному дождю.

— Нам и за ужином придется сидеть? — поинтересовался Саймон. В первый раз в жизни он чувствовал себя слишком разбитым, чтобы есть.

— Не полагаю так. Джошуа очень такой странный в этой области, не очень-то любит есть и пить при обществе своего двора. Ему симпатично одиночество. Так что, полагаю я, все принимали немного пищи до совета. Именно благодаря этой причине я собираюсь уговаривать Кантаку сиживать в комнате. — Он улыбнулся и похлопал Саймона по плечу. — Сегодня вечером мы будем иметь в виде пищи только беспокойство и споры. Это не есть хорошо для пищеварения человека, тролля или волка.

Снаружи бесчинствовала свирепая буря, а Большой зал Наглимунда был сух, согрет пламенем трех открытых очагов и освещен несметным количеством свечей. Косые балки крыши терялись в темноте высоко над головой, а стены были плотно завешаны религиозными гобеленами.