Дорогой незнакомец - Стелла Камерон

– Папа! – Понизив голос, Лили настоятельно зашептала: – Папа, не шути так.

– Я не шучу, – безмятежно проговорил отец. – Я не однажды говорил тебе в последнее время, что мне не терпится увидеть тебя замужней женщиной.

Лили почувствовала незнакомое жжение от навернувшихся слез.

– И ты предашь меня, отдав такому человеку?

Поставив свой стакан, отец медленно провел пальцем по его ободку, прежде чем ответить.

– Я никогда не предам тебя. Ты – самое дорогое, что у меня есть. И ты это знаешь. Но я не вечен, и если ты не хочешь подумать о своем будущем, ну, тогда это должен сделать я.

По-прежнему шепотом Лили сказала ему:

– Я никогда не выйду замуж, я тебе говорю. Никогда. Ничего нет хуже, чем замужество без равенства и без любви. А таких отношений я никогда не видела. Стало быть, их не существует вообще. Поэтому я никогда не выйду замуж.

– Мы с твоей матерью любили друг друга, – мягко возразил отец. – Жаль только, что мне не долго пришлось наслаждаться общением с ней на равных.

Пристыженная, она поморгала, прогоняя непрошеные слезы.

– Извини. Я сказала не подумав. Мне тоже жаль, но я почти не помню свою мать.

– Ты очень на нее похожа. Счастлив будет тот мужчина, который женится на тебе.

Мужчина позади нее стоял в отдалении, но все равно словно касался ее. Лили обхватила себя руками. У нее было такое чувство, как будто он обнимает ее. Она знала, что он ни на минуту не отвел от нее глаз.

– Если Витмор все же попросит твоей руки, я сочту своей обязанностью принять его предложение. – Отец посмотрел на нее, и его лицо было совершенно серьезно. – И я надеюсь, что ты тоже его примешь. Ты должна научиться быть более гибкой. Если ты приняла какое-то решение, ты уже не знаешь сомнений. Это может быть прекрасной чертой. Но может быть и недостатком.

Она не могла поверить своим ушам. После всех их насмешек над лордом Витмором ее дорогой папа объявляет, что готов отдать ее этому человеку. Только во имя традиции, утверждающей, что женщина может состояться только в браке, ее единственный защитник готов обречь ее на жизнь с человеком, которого она презирает.

– Подумай о том, что я тебе говорил, – сказал отец. – Предупреждаю тебя: я не склонен проявлять колебания в этом вопросе.

– Я не могу выйти замуж, если не люблю, – пробормотала Лили. Она едва удерживалась, чтобы не выбежать из комнаты. – И я никогда не смогу чувствовать по-другому.

– Большинство людей не испытывают любви до свадьбы, – заметил отец и кашлянул. – Прекрасно, когда это не так. Но если есть твердая решимость, любовь вскоре придет. Я призываю тебя посмотреть на это дело шире и по-новому взглянуть на лорда Витмора.

– Никогда.

– Тебе не к лицу такое упрямство.

Ее отец говорил не свои слова, он говорил так, как никогда прежде не разговаривал с ней.

– Ты не можешь этого сделать, папа.

– Могу и сделаю.

Лили бросилась к двери.

– Пожалуйста, позволь мне сейчас же уйти!

– Иди, но не забудь то, о чем я тебя просил. Распахни свой разум и сердце и подари лорду Витмору то, что ты сама хотела бы получить, – шанс доказать свою добродетель.

Его намерение было твердым. Лили пошла к двери. Не выдержав, она обернулась и сказала:

– Этого не может случиться. Я этого не вынесу.

– Оливер, – сказал отец, кивая своему секретарю, – так на чем нас прервали?

Лили в отчаянии зажала пальцами рот. Оливер Ворс подал ее отцу открытую книгу. Когда тот склонился над страницами, его помощник поднял глаза на Лили.

В них была жалость.

Этот посторонний человек принял ее сторону в споре с отцом и пожалел ее.

Все складывалось блестяще. Оливер закрыл за собой дверь кабинета. Он подошел к широкой лестнице, идущей вверх, раздваивающейся и огибающей круговую галерею над элегантным вестибюлем.

Она скорее всего пошла не к себе в комнаты, а в северное крыло дома, куда редко заходил кто-либо, кроме Лили. Так сказал Оливеру профессор вскоре после того, как она вышла.

Соглашение, которое он заключил с профессором Эдлером, вначале показалось ему заманчивым и в то же время вполне безобидным. Свою действенность оно уже доказало. Однако он знал, что безобидным оно никак не может быть. В результате деятельности Оливера кто-то неизбежно проиграет. Но это будет не Оливер.

Он широким шагом направился к галерее, миновав несколько длинных коридоров и выйдя на мост, ведущий к северному крылу. На середине моста он задержался, чтобы осмотреть земли Блэкмор-Холла, простирающиеся к западу от дома. У него за спиной находился центральный двор, а прямо перед ним открывался вид на разбитый вокруг озера английский парк, переходящий в чудесную рощу. За рощей тянулись холмы, уходящие вдаль, насколько хватало взгляда. Это все Блэкмор-Холл. Это все его красоты.

Здесь он сможет обрести покой, который всегда ускользал от него.

Но, напомнил он себе, он пришел сюда не за покоем – во всяком случае, не за таким покоем.

Оливер подошел к тяжелой мрачной дубовой двери и распахнул ее. Эту игру нужно сыграть очень тонко. Что бы ни случилось, ему нужно найти способ не причинить слишком сильную боль этим людям, когда он в конце концов их покинет. Эдлеры непричастны к тому, что так долго его угнетало.

Где же отыскать Лили? Нужно было подробнее расспросить об этом профессора. Это крыло казалось более старинным, чем остальная часть дома, может быть, из-за того, что мебель здесь была разрозненна, как будто состояла из предметов, в которых больше не было нужды, но которые было жалко выкинуть. Портреты, висевшие рядами на стенах, были так темны, что казались почти черными. Свечи не горели. Тусклый дневной свет, проникавший сквозь окна, расположенные в глубоких нишах, лишь слегка рассеивал густой полумрак зала. Все двери, мимо которых он проходил, были закрыты.

Звуки музыки заставили его остановиться.

Где-то совсем рядом уверенные пальцы извлекали из клавикордов нежную мелодию – вальс, который он никогда прежде не слышал.

Он обнаружил Лили сидящей за превосходным инструментом. Он занимал широкий полукруглый альков в изящно обставленной комнате, которая, должно быть, использовалась как музыкальный салон. Лили сидела спиной к нему, и в каждом ее энергичном взмахе сквозила поглощенность музыкой. Она оставила всякие попытки уложить волосы, и они свисали, тяжелые, блестящие, иссиня-черные, доставая ей почти до пояса.

Он улыбнулся при виде этой буйной гривы волос и запачканного платья. Она была ни на кого не похожа, оригиналка, но не того типа, который приемлет общество.