Дела и ужасы Жени Осинкиной - Мариэтта Чудакова

Столбик с выцветшим указателем «Пионерский лагерь „Сказка“» венчал профиль Главного Сказочника. Так сказал бы скорей всего Женин папа. А дедушка при этом покивал бы согласно головой. Но Женя так не думала — она видела только, что профиль чем-то ей знаком, но так и не вспомнила, кто это.

Жене оставались примерно сутки езды до Златоуста — первой ее остановки. Там между тем происходили события, не предусмотренные отработанным ею в Москве совместно с Фурсиком планом.

Ваня Грязнов, сын полковника милиции, больше известный по причине профессии отца под кличкой Ваня-опер, готовился покинуть отчий дом.

Отец его служил не в самом Златоусте. Возглавляемое им подразделение ГИБДД контролировало участок федеральной трассы от Миасса до Челябинска. Про этот именно участок давно ходила дурная слава. От рэкетиров, останавливавших машины, шедшие главным образом из Москвы и в Москву, продыху не было. Но в милицию почему-то никто из нагло ограбленных не обращался — то ли сами не могли полностью в соответствии с законами отчитаться за свои грузы, то ли не верили, что найдут помощь.

До поры до времени Ваня нисколько не задумывался над тем, как живет его семья. Родители обували-одевали его и младшего брата, перед первым сентября «обмундировывали», как выражался отец, не отказывали в спортивных принадлежностях, которые, правда, становились все более дорогими. И это-то и заставило Ваню впервые задуматься — откуда берутся большие деньги в их семье?

Когда прошлым летом он оказался в спортлагере и понимающие ровесники начали оценивать его упаковку и прикид, у Ивана засосало под ложечкой. Вернувшись домой, он стал невольно прислушиваться к мачехиным разговорам с подругами о часиках, брошках и ожерельях и к отцовским вполголоса, на полусловах беседах по телефону с сослуживцами.

Ваня не знал, какою была его родная мать. Ее убили бандиты, когда ему было три года, — мстили отцу. Но по каким-то признакам — разговорам теток, бабушки он чувствовал, что она была другая. И отец до ее смерти был вроде бы другим — честным, не желавшим иметь дела с бандитами: то есть принимать их условия — и не трогать их. По тихим разговорам родных Ваня понял, что за это и расплатилась своей жизнью его жена, Ванина мама.

Получалось, что ее смерть отца напугала. Это было понятно. Но ведь испуганным нечего делать в милиции. Тогда надо было из милиции уходить. Отец остался.

И вчера вечером все вдруг встало на свои нехорошие места. Несколько дней назад в доме приятеля Ваня слушал рассказ их гостя, только что приехавшего из Новосибирска на машине, — «афганца», работающего, как выражались сослуживцы отца, в президентских структурах. Тот неторопливо повествовал, как у Челябинска стали «очень грамотно тормозить» его машину:

— Красный жигуль разворачивается, перекрывает путь. А слева девятка открывает окно, оттуда говорят: «Останавливайтесь, платите деньги и проезжайте»…

— А ты? — ахая, спрашивала мать Ваниного приятеля.

— Что я?.. — похохатывая, продолжал гость. — Я, конечно, останавливаться не думаю, говорю им в окно, а на них и не гляжу: «Вы, ребята, берега попутали — это администрация президента по Уральскому округу!» Ну, они, конечно, перестроились, стали отставать, а один еще обиженно говорит: «Так бы и говорил. А чего же хамить — берега попутали!..» Ну, я был, конечно, психологически готов — Челябинск что в одну, что в другую сторону без рэкетиров не проедешь. И всегда в ста метрах от поста ГИБДД этого!.. Чтобы деньги сдавать ближе, что ли?..

Гость не знал, кто у Вани отец. А хозяева постарались быстро сменить тему. Но не запомнить колоритный обмен репликами было невозможно.

И вот вчера, накануне своего выходного дня, отец вечером пришел с сослуживцами. Сразу сели выпивать. Отец не знал, что Иван дома, и говорил громко.

— Последние дни орлы наши что-то совсем мышей не ловят!

— Если мышей — то почему орлы? Коты, значит… — пьяно возразил один из гостей.

— Почему — коты? А мышь-полевка? Орлы ее очень даже приветствуют.

После короткой дискуссии насчет фауны отец сказал:

— А один, они рассказывают, им так загнул: «Вы что, ребята, берега попутали?» И будто бы из аппарата нашего полномочного… Так пустые к нам вечером и подъехали.

— Да ты слушай их больше! Ловчат, скрытничают…

Затихли. Только слышен был звон стопок и кряканье. А у Ивана на несколько мгновений будто остановилось сердце.

Он не спал всю ночь. Ему казалось, что за эту ночь он стал старше на много лет. А наутро решил уйти из дома. Мачеха о нем не пожалеет. Хоть он и звал ее по просьбе отца мамой, матерью ему она стать не захотела или не смогла. Жалко ему было только младшего брата. «Сделают из него такого же вора», — горько думал Ваня.

Женя между тем пересекала Ульяновскую область.

— Слышь, Калуга, что тут, мужики совсем, что ли, завили горе веревочкой — уже не сеют, не пашут?

Саня, с виду небрежно, еле касаясь, держа руль, изумленно озирался по сторонам.

Зрелище и правда было странное.

На протяжении всего пути по области вокруг были видны только заросшие лебедой поля. Хотя, как помнила Женя из географии, область входила в полосу черноземья. Как же можно было бросать незасеянной такую землю?

— Калуга, глянь — тыщи гектаров не засеяны!

— Санек, тут же и покосы хорошие — луга вон какие! А трава перестоялась, теперь уж не скосишь. Да что они, скотину, что ли, не держат?

Остановились заправиться; вышла и Женя — как всегда, постоять хоть по минуте на каждой ноге, подняв другую повыше, и сделать несколько приседаний на растяжку. Леша-Калуга говорил с заправщиком:

— А чего — вы скотину не держите?..

— Почему не держим? Держим.

— А чего ж траву не косите?

— А попробуй покоси — сразу под суд попадешь. Не дают никому.

— Кто не дает-то?

— Начальство. Власти.

— А сами чего ж не косят?

— Говорят — денег нет.

Переехали реку Ардовать, затем Сызранку — 35 километров до Сызрани, 240 — до Самары. Пошли пологие всхолмия, простертые до самого горизонта. Жене казалось, что и дышится здесь по-другому, чем в Москве, — полной грудью. Как будто открывавшиеся просторы расширяли ее грудную клетку.

Спустя час езды от Самары дорога начала нырять и взмывать гораздо чувствительней, чем перед Мордовией. Сначала мягкие всхолмия накатывали на равнину, а потом все выше вздымались рыжие холмы, становились все круче и прорезались оврагами. Это были отроги Урала.