Бой-КОТ. Дело доверчивого ветеринара - Роман Матроскин

Разбитая мисочка сложилась? Ричи необходимо было растолковать это все «двуногому», а заодно обследовать дом художника. Он задумался. Лыжин сидел внизу и не видел этой картины. Подавать звуковые сигналы не получалось — капитан никогда не обращал на это особого внимания. Прапор тоже не был готов ему помочь: толстяк развалился где-то во дворе и в теньке наблюдал за бабочками.

«Эстет нашелся, — недовольно подумал Ричи. — Значит, придется действовать как можно топорнее, чтобы этот человек уж точно все наконец понял».

Котектив прикинул диспозицию. Азаров за столом на нижнем этаже, Лыжин на стульчике перед ним, как провинившийся школьник. Шума нужно много…

Ричи вздохнул и, разбежавшись, запрыгнул на столик, сбросил с него пару книг и картину, задев ее своим туловищем, а затем с громкими возгласами убежал за дверь. Уж такое эти человеки должны были заметить.

И точно — Азаров разразился руганью по поводу «этих чертовых животин», а Лыжин кинулся наверх. Вслед за ним поспешил и хозяин.

«За птичками погнался», — усмехнулся про себя капитан, но тут тень сомнения скользнула по его лицу, и он спросил вслух:

— А откуда у вас эта картина?

— Да есть тут один художник, сосед, дача у него справа, — проворчал Азаров. — Рисует вроде неплохо, вот купил у него пару вещей.

— А не Андриенко его зовут, часом? — Лыжин определенно начал что-то подозревать, как радостно отметил Ричи.

— Угу, — подтвердил Азаров. — Он тоже птичек любит. У него дома такой ара живет!.. Огромный, яркий, просто образцовый.

— Так-так… А часто он заходит к вам?

— Да постоянно. Придет с кучей эскизов и давай показывать. Ну, понятно, что ему постоянно на новые очки денег не хватает, или еще на что. Но работы иногда хорошие приносит.

Ричи был счастлив. «Двуногие» в конце концов дошли до нужных выводов! А Лыжин тем временем засобирался уходить.

— Надо еще сходить проверить кое-что, — неопределенно сообщил он бизнесмену. — Так, котики, вы где? — Когда Ричи позвал Прапора, и они двинулись к машине, капитан посетовал: — Жалко вас запирать. Вы же будете хорошими котиками? Посидите тут тихо на улице?

Прапор мяукнул что-то, что Лыжин принял за согласие и сразу направился к соседям. Ричи немного подождал и побежал следом.

Дом художника был небольшой старой дачкой, к которой рукой некоего творца были приделаны странные и неожиданные детали. Над входом красовалась резная фигурка павлина, флюгер на крыше представлял собой традиционного «петушка», а деревянные резные перила на крыльце были украшены изображениями перьев. Из стоящего у крыльца продырявленного чайника росла маленькая елочка, а рядом примостился облезлый мопед. Ричи хмыкнул и просочился в дверь.

Внутри интерьеры бабушкиной дачи были точно так же загадочно разбавлены самыми неожиданными деталями. Кроме того, комната служила еще и мастерской, поэтому кругом лежали кучки самых разных предметов — от полузасохших овощей до вазочек странной формы, черепов и скелетов в натуральную величину, разбросанные карандаши, ножи, тряпки, измазанные краской, кисти, пустые бутылки (Ричи усмотрел тот же крымский портвейн) и птичьи перья в невероятных количествах.

Андриенко стоял у окна перед мольбертом, одетый в узкие темно-красные джинсы и «олимпийку», а в зубах его дрожала трубка. Пуская дым почти в лицо Лыжину, он возмущался:

— Вы меня не понимаете и не поймете. Я художник. Я знаю, что мне нужно на моей картине. Мне не хватает ровно одной детали, и для искусства я сделаю все, что в моих силах.

— Но это называется кража, — с мрачным упорством уговаривал Лыжин, вглядываясь в картину, которую уже видел сегодня. Но сейчас на месте пустого пятна были намечены очертания павлина, расхаживавшего по двору за окошком.

— Называйте как хотите, — выпустил очередной клуб дыма Андриенко, — но мне нужно завершить работу. Вы не понимаете. Когда есть вдохновение, нельзя не доделать и бросить на середине. Это все равно что очень хотеть пить и выпить только глоточек…

— Ваш сосед переживает! — попытался Лыжин воззвать к его совести.

— Да что случится с птичкой? Допишу — отдам, — парировал художник.

— Это кража, — повторил капитан.

— Пока не допишу, ничего никому не должен отдавать. Все для искусства.

— Почему вы тогда просто не одолжили павлина?

— Он бы мне не дал, — тяжело вздохнул Андриенко. — А мне надо было, я и взял. Павлин — символ богатства и процветания. На моей картине просто должен быть павлин, я так увидел. Он будет символом богатства и процветания нашей родины. Ее расцвета. Такого же яркого, как его перья, и такого же неожиданного среди всех этих пасторальных березок. Никто же не ждет ни расцвета, ни павлина. А он есть. И будет. Короче, я никому ничего не отдам, пока не закончу.

— Вы должны отдать, иначе я вас арестую, — почесав затылок, твердо произнес Лыжин.

— Художника будут судить за идею! — воскликнул Андриенко. — Вернулись времена инквизиции! Что ж! Ломайте руки, волоките в ваши застенки! Я готов! Горите костры! Я погибну, но мое искусство не умрет!

Ричи начала утомлять эта бессмысленная борьба. Он сделал несколько кругов по комнате, стараясь ничего не задеть, и вылез в окно. Павлин, как ни в чем не бывало, ходил по двору. Кажется, он вообще не замечал разницы между своим вольером и художническим двориком.

— Ну, сколько вам нужно времени на то, чтобы доделать вашу работу? — уже умоляющим тоном расспрашивал Лыжин. Ричи даже стало жалко капитана.

— Не знаю, — грустно пожал плечами художник. — Может, вечер, а может, две недели.

— А чем вы его кормить будете?!

Андриенко задумался. Его слезы моментально высохли.

— Пока он у меня полбатона склевал.

— Что ж так птицу мучаете! А если ему надо витаминов каких-нибудь? Вы не подумали? Мертвый павлин на картине уж точно не будет означать благополучие! — Видимо, Лыжина внезапно посетило вдохновение, и он начал вдохновенно вещать о том, о чем не имел ни малейшего понятия. — Павлины же нежные птицы, у них не наш режим. Им тепло нужно, своя клетка, еда особенная. А вы его во дворе батоном кормите!

Художник снова задумался, потом согласно кивнул:

— И вправду. За павлином, как за расцветом нашей родины, надо тщательно следить! Ведь это такие хрупкие и нежные материи! Это же не дворовые куры… Это красота! Это нежность! Изящество! Символ! Тонкие материи! Ладно, так и быть. Только во имя красоты. Я закончу как можно быстрее и верну его в среду, где он будет в сохранности.

— Хозяину? — уточнил Лыжин.

— Хозяину, — вздохнул Андриенко.

— Сегодня?

Художник не ответил, отпил из одной из стоящих на подоконнике бутылок несколько немаленьких глотков, выглянул в окно и взял в руки палитру…