Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры - Константин Писаренко

Пока сохранялся шанс на возвращение в Минфин, Витте медлил прибегать к радикальной мере. Наконец, 27 января 1904 года телеграф известил Санкт-Петербург о нападении японцев на русские суда у Порт-Артура, и 4 февраля Э.Д. Плеске покинул пост управляющего Министерством финансов. 5 февраля им стал еще один приверженец Витте в звании товарища министра (1896—1902) – Владимир Николаевич Коковцов. По тому, что Николай II упорно замещал вакансию креатурами Витте, нетрудно догадаться, что это – результат влияния императрицы Марии Федоровны. Споры матери с сыном о судьбе Сергея Юльевича порождали «золотую середину»: российскими финансами по-прежнему распоряжались люди из его команды, а не выдвиженцы Плеве или кого-либо еще. Между прочим, конкурировал с Коковцовым Д.А. Философов, товарищ генерального контролера П.Л. Лобко, единомышленника Плеве. «Японский» раунд борьбы за реабилитацию реформатора закончился 28 марта повышением Коковцова из управляющих в полноценные министры финансов. Естественно, главного героя подобный финал не мог удовлетворить. И вот неминуемое следствие неприязни императора: 21 апреля 1904-го представители девятнадцати крупнейших предприятий Урала обратились к А.С. Ермолову с просьбой собрать в Санкт-Петербурге чрезвычайный съезд уральских горнопромышленников…

Николай II грозящей ему опасности, увы, не видел. Очарованный Плеве, царь всецело полагался на него. Сам же шеф МВД в ту пору главной проблемой считал крестьянский вопрос, а не рабочий или предпринимательский. Вячеслав Константинович задумал уберечь крестьянскую Россию от революционных потрясений, наглухо изолировав мужика от образованных слоев – дворянства, интеллигенции, фабрикантов и даже фабричных рабочих, смущавших умы селян то либеральными идеями, то социал-демократическими, то народническими. Врага номер один, конечно, разглядел… во дворянстве, через подконтрольные благородному сословию земские учреждения непосредственно опекавшем крестьянство. Отсюда и инициативы консервации правовой обособленности крестьян, общинного землевладения с упрощенным порядком выхода из нее (для избавления от неблагонадежного элемента), сокращения полномочий земских управ, административных ревизий в политически нелояльных земствах (московском, вятском, курском, тверском), расформирования земских органов открыто непокорных (тверской губернской и новоторжской уездной управ).

Чем аукнулся императору охранительный проект любимого министра? Ростом среди помещиков сторонников ограничения самодержавия. В авангарде набиравшего силу движения шли земства, участвовавшие в учреждении «Союза освобождения» летом 1903 года во главе с представителем Твери И.И. Петрункевичем. Правительство отреагировало на фронду по обыкновению – репрессиями. Те же репрессии обрушивались и на самих мужиков, с весны 1902-го выражавших свое недовольство реальным положением дел в деревне поджогами и разграблением господских усадеб в разных концах огромной страны.

Факт, достойный примечания. Плеве и вслед за ним государь оценивали политическую ситуацию по внешним признакам, не по существу. Количество брало верх над качеством. Бунт многомиллионного крестьянства страшил больше, чем стачка сотни тысяч рабочих. Тандем не обратил внимания на то, что сельское восстание при всей массовости и разорительности – явление стихийное, скоротечное и очаговое. Каждая конкретная община бьется за справедливость для себя и у себя. Выступить вместе со всеми единым фронтом она не способна. В отличие от рабочего коллектива… Аморфность и инертность крестьянского движения служили залогом устойчивости государственных основ Российской империи. Так что Николай II напрасно по совету Плеве остерегался крестьян, ополчился против земств и проигнорировал опасность с другой стороны – фабричной.

Ведь примирение двух крупнейших групп предпринимателей к лету 1904 года вполне наметилось. Чему немало посодействовали неудачи Русско-японской войны – оккупация японцами Северной Кореи, их вторжение в Маньчжурию, прорыв к Порт-Артуру, падение Дальнего и гибель адмирала А.С. Макарова на «Петропавловске». Плеве, зная Витте, догадывался, что тот замышлял не просто дворцовую интригу. Недаром, как свидетельствует В.Н. Коковцов, он пытался убедить монарха в наличии у председателя Комитета министров контактов с революционными партиями. Николай II промолчал не потому, что не поверил прочитанной перлюстрации. Не поверила мать. А без ее ведома Сергея Юльевича государь не смел тронуть. Кстати, в январе 1904-го обнаружилось и участие в финансировании социал-демократов (через М. Горького) Саввы Морозова. Некий аноним донес о том в департамент полиции. В общем, министр внутренних дел имел шанс разоблачить заговор Витте. Если бы оставил в покое крестьян и земство. Плеве не оставил и в итоге докопаться до истины не успел. 15 июля 1904 года эсер Е.С. Сазонов совершил акт возмездия: в Санкт-Петербурге на углу Измайловского проспекта и Обводного канала, швырнув бомбу, взорвал карету с сановником, ехавшим на доклад к императору в Петергоф.

Во второй раз партнер РСДРП, партия социалистов-революционеров (ПСР), партия крестьян, убийством главы МВД вмешалась в большую политику и смешала все карты С.Ю. Витте. Открывшаяся вакансия вселила ему новые надежды, и процесс образования мощной торгово-промышленной коалиции автоматически затормозился. Очередной тур противостояния августейшей матери с августейшим сыном закончился, как и предыдущие – назначением на ключевой пост не Витте, а его единомышленника. Князя Петра Дмитриевича Святополк-Мирского, генерал-губернатора Виленского, Ковенского и Гродненского, в 1900—1902 годах товарища министра внутренних дел, то есть Д.С. Сипягина. Николай II сдался 25 августа: встретился с претендентом и пообещал всемерную поддержку.

Новый министр тут же обрисовал государю, ради чего идет во власть. Во-первых, чтобы помирить царя с земством. Во-вторых, настоять на избрании общественностью части членов Государственного Совета. Ни того, ни другого не добился. Земство не поверило в искренность государя и на съезде, полулегально заседавшем в Санкт-Петербурге 6—9 ноября 1904 года, обсуждало не региональные нужды, а общегосударственные, прежде всего, введение конституции. Полулегальность совещаний обусловило то, что Николай II, прослышав о повестке дня, не позволил им собираться официально. Дискутировали свыше ста делегатов земских управ на частных квартирах, где и проголосовали за резолюцию радикального толка, за парламент, вотирующий законы.

С квотой избираемых членов Государственного Совета вышло еще хуже. Николай II хотел избежать сей реформы, обратившись за помощью к В.П. Мещерскому. Помощь получил. Правда, не от князя, а от… Витте. Сергей Юльевич, проведав о высочайшем желании, оказал монарху эту услугу. На двух обсуждениях с участием царя – 2 и 8 декабря – он в паре с Коковцовым раскритиковал идею народного представительства в Госсовете, хотя большинство сановников, в том числе А.С. Ермолов и Д.М. Сольский, ее одобрило. Разумеется, император воспользовался и мнением реформатора Витте, когда изъял из манифеста о будущих реформах (утвержденного 12 декабря) статью о выборных.

Демаршу председателя Комитета министров не стоит удивляться. Либерал Святополк-Мирский на посту шефа МВД мешал запуску описанного выше механизма государственного переворота. Выступив против проекта Петра Дмитриевича, Витте буквально подталкивал коллегу к отставке. И Петр Дмитриевич 13 декабря подал Николаю II соответствующую просьбу. Однако на защиту своего протеже встала императрица Мария Федоровна. Причем не в первый раз. В конце ноября князь Мирский уже предлагал монарху проститься с ним. Безуспешно.