Шанхай. Книга 1. Предсказание императора - Дэвид Ротенберг

Когда Ричард впервые ступил на землю Шанхая, он сразу понял, что это ключ ко всему, ради чего он работал. Он пришел на поклон к облаченному в лиловые одеяния главному правительственному чиновнику, мандарину — циньчаню, — засвидетельствовал ему глубочайшее почтение и пригласил на борт своего судна. Чиновник отверг приглашение, но его явно заинтересовал заморский дьявол,[19] говоривший на Общем языке. Через этого мандарина Ричард познакомился с Чэнем, и — понеслось: проекты, планы… Следующие два года он посвятил изучению их сложного диалекта. Даже несмотря на его врожденную склонность к языкам, это оказалось непросто, но зато окупилось сторицей. Поэтому гавань у излучины реки оставалась в центре его планов. И вот, они — здесь.

— Расскажи мне еще про раздвигание ножек, братец. Мне так нравится, когда ты об этом говоришь, — сказал Макси, оскалив большие белые зубы.

— Китайцы устраивают спектакль, но они не думают, что должны защищаться от таких варваров, как мы. Мы выиграем сражение и получим то, что, по нашему мнению, нам нужно. Но в конечном итоге мы все равно заплатим их цену. Так было всегда.

— Да ты настоящий философ, братец!

«А ты относишься ко всему слишком несерьезно», — хотелось сказать Ричарду, но он промолчал.

Азарт брата понадобится ему, чтобы освободиться от мерзкого дома Врассунов и за китайской дымовой завесой торговать здесь, в Шанхае, на своих условиях. Потому что он не сомневался: как только отгремят сражения и откроют порт, эти безродные Врассуны окажутся тут как тут — со своими правилами, влиятельными политическими связями в Лондоне, с их проклятой монополией на прямую торговлю между Англией и Китаем и с имеющейся у них опорой на властные круги Индии.

Возможно, следом за ними двинется преступная когорта Кадури.[20] Обладая монополией на добычу и производство каучука в Сиаме, они не упустят возможности пробиться на новые рынки, а Китай, без сомнения, является новым рынком. Здесь все было не так, как в Кантоне, где на каждом углу к тебе тянулись жадные руки, требующие взятки. Нет. Теперь британский военный флот вел войну, в результате которой должны появиться новые порты, открытые для иностранцев. И эти порты, особенно Шанхай, распахнут перед ними путь во внутренние районы страны и на север Китая, в самое сердце Поднебесной империи.

«Терпение», — вздохнув, подумал Ричард.

Чтобы добраться сюда, ему потребовалось полтора десятилетия, и он сможет подождать еще несколько лет. Скоро он обретет точку опоры, и его мальчики-близнецы присоединятся к нему — там, у излучины реки.

Телохранитель

— Больно, папа.

— Не трогай, и быстрее заживет.

— Но ведь болит!

— Конечно, болит, — мягко проговорил Телохранитель и улыбнулся, глядя на нескладного сына.

Мальчик, если его оставляли одного, был готов часами возиться с птенцами бакланов. Он отказывался охотиться, без всякого желания ходил с отцом на рыбалку и выполнял нужные движения на занятиях по боевым искусствам лишь для того, чтобы поскорее вернуться к своим птицам. Телохранитель нередко заставал сына в птичнике, когда тот пел для птенцов. Если бы отец разрешил, он бы и спал вместе с ними. Кротость мальчика помогла ему завоевать сердца птиц и отцовское — тоже, несмотря на его показное ворчание.

— Ой! — вскрикнул мальчик, прикоснувшись к корке на руке.

— Оставь в покое. Пусть заживает.

— Но оно болит!

— И будет болеть до конца твоей жизни.

— До конца моей жизни?

Испуганное выражение на лице мальчика заставило Телохранителя громко рассмеяться.

— Пойдем, — сказал он и протянул сыну левую руку.

Кобра, стоявшая на хвосте на тыльной стороне его ладони, в лучах поднимающегося солнца выглядела даже более воинственно, чем обычно.

Сын Телохранителя осторожно направился к корме качавшейся на волнах лодки, где сидел его отец, крепко ухватив второй рукой клинообразную деревянную планку, служившую одновременно веслом и рулем. Мальчик знал: до тех пор, пока их птицы находятся под водой и ловят рыбу, просить у отца порулить лодкой бесполезно.

— Зачем мне это нужно? — спросил он, указывая на татуировку.

— Ты старший.

— А если она мне не нравится?

Телохранитель вспомнил точно такой же разговор, который почти двадцать пять лет назад состоялся у него самого с его отцом. Тогда его немного успокоили слова отца, который сказал:

— Возможно, она не значит ничего. По крайней мере, она не значила ничего на протяжении большего числа лет, чем кто-либо сможет сосчитать. Она приобретет значение только с приближением Белых Птиц на Воде.

Телохранитель протянул руку и похлопал сына по щеке, ощутив шелковую мягкость его кожи.

Сначала прикосновение отца доставило мальчику удовольствие, но потом он отвел голову от шершавой, загрубевшей отцовской ладони.

— У меня будет такая же татуировка, как у тебя, — кобра?

— Да, после того, как отвалится корка.

— Что она означает, папа?

Телохранитель был готов повторить те слова, которые когда-то услышал от отца, но остановил себя. Знаки были повсюду. Первый белый торговец пришел к излучине реки в тот день, когда родился его дед. С тех пор там время от времени бросали якорь корабли английских и португальских торговцев, но ни один из них не посмел нарушить маньчжурский закон, запрещавший чужеземцам ступать на священную землю Поднебесной империи. Благодаря этим торговцам в городе теперь был опий. Немного, но он был. Сквозь грязные окна курилен можно было разглядеть китайцев с косичками и бритыми лбами, сосущих длинные бамбуковые трубки для курения опия.

Приезд пятнадцать лет назад сумасшедшего черносутанника с его глупой книжкой вызвал еще большую тревогу и, возможно, явился новым знаком. Теперь в городе их уже насчитывалось двое, но это не были Белые Птицы на Воде. Три года назад люди уполномоченного Линя поднялись на борт английского корабля и выбросили за борт двадцать тысяч коробок с опием. Потом уполномоченный Линь устроил торжественные моления, прося у морских вод прощения за то, что их осквернили. Эта история передавалась из уст в уста как свидетельство силы китайцев, но Телохранитель был склонен рассматривать это происшествие как еще один признак приближения Тьмы.