Иногда нам снятся старые собаки - Сослан Плиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет! Без оливок домой не вернусь. Давай, милая, вис энд вис по файв килограмс!
Работница торговли смотрела на нас ласково. Проворковала что-то и улыбается.
– Ну, что ж ты смотришь? Файв вис!
Девушка ловко зачерпнула совочком 5 ягод и услужливо протянула Юре.
– Ноу! Файв килограмс! Много! Много!
Юра помогал себе руками, изображая «много». Продавщица начала улыбаться нервно!
На хипеш из подсобки вышла пожилая дама. Молодая в двух словах обрисовала ситуацию с неадекватами. Пожилая дама отобрала совочек у девушки и, подозрительно глянув на Юру, вежливо поздоровалась со мной:
– Бонжур!
– Бонжур! Ханум, ду ю спик инглиш?
– Ноу!
– Рашен?
– Ноу!
– Парле ву франсе?
– Ноу!
– Так че ж ты лезешь! – нетолерантно вмешался Юра в этот диалог культур.
– Спокойно, Юра! Мадам! Олив! Файв килограмс!
Тетенька кивнула и взвесила в кулечке пятьсот граммов.
– Ворот кунэм, – устало выдохнул Юра. – Я их щас убью!
Тут на сцену вышел еще один персонаж – мужчина в галстуке.
Видать, главный! Наша ханум ему что-то пошептала. Он оглядел нас и поинтересовался:
– Файв килограмс? Беш?
– Беш! Беш!
И начали нам отгружать оливок.
– Этих беш! И этих беш! А вот этих три килограмм!
– Юра, как мы это попрем?
– Закинем в багаж, и самолет сделает все за нас.
Наивные чукотские дети! Мы ж еще не знали маршрут до дома. А тем временем наши оливки были раскиданы по пакетам.
– Сос! Нам нужна коробка! Как будет коробка по-английски?
А я что-то задумался. И, не отвлекаясь, сказал:
– Коп.
– Коп! Уй нид коп!
Ханум закивала и убежала.
– Блин! Юр! Я что-то затупил, «коробка» по-английски «бокс», а «коп» – это по-осетински. А по-английски «коп»…
– Она щас полицию приведет!
Однако ханум вернулась с дивной картонной коробкой. На кассе нас встречали три охранника и человек шесть персонала. Весть о двух дебилах и шестнадцати килограммах оливок разнеслась по Бодруму стремительно!
Конечно, история, начавшаяся ТАК, не могла просто закончиться привозом даров турецкого сельского хозяйства во Владик с последующим поеданием. Нам было сообщено об изменении маршрута! Вместо «Бодрум – Нальчик» теперь было так: «Бодрум – Стамбул – Нальчик». Чуете, да? Вместо «закинул в самолет 16 кг оливок в Бодруме – получил в Нальчике» Юре предстояло «закинул в самолет 16 кг оливок в Бодруме – получил в Стамбуле, перенес в другой терминал – закинул в самолет – получил в Нальчике». Ну да ладно! И вот грузимся в Бодруме. Юра водружает коробку на весы. Симпатичная девушка в униформе ласково интересуется:
– Вот из ит?
– Багаж!
– Вот из ит ин зе бокс? – продолжает интересоваться Фереде.
– Олив! – гордо рапортует Юра.
– Оу! Олив? Итс проблем! Дэйнджирас! Ю кэн нот тэйк олив ту зе плэйн!
– Че она сказала, Сос?
– Говорит, нельзя в самолет с оливками.
– Как нельзя? Вотс вис? Олив! Ням-ням!
– Ай андестенд! Нот олив! Секюрите рулз!
– Что за нах! Я их вожу регулярно, скажи ей. Мадам! Ай гоу хом! Щас в Стамбул, потом Nalchik унд Vlagikaffkaz и все!
– Юр, может, нельзя внутри страны стока оливок перевозить? Или армянам нельзя столько оливок вывозить из страны?
Юра недобро «позырил» на меня. Ладно. Попробуем поговорить!
– Мадам! Вотс проблем?
– Секьюрити проблем!
– Кэн уи си секюрити офиса?
– Ай эм секьюрити офиса!
– Сорри мадам! Анд кэн уи си секьюрити рулз?
Дамочка начинает сувать нам бумажку, на которой написано и нарисовано, чего нельзя в самолет тащить. И мы там видим пистолеты, ножи, бомбы, наркотики, бензин и ни разу не видим оливок!
– Уеа? Где? – глумливо интересуется Юра.
Дама начинает рассматривать бумажку. Оливок нет. На хипиш приходит Казбек! Казбек, он тоже с нами, но жили они всем семейством в другом отеле. Английский у Казбека хороший. «Но что толку?» Она-то владеет им так же, как мы с Юрой! Казбек попытался выяснить, чем ей не угодили оливки. Ни фига! «Нот», сука, «пасыбл» – и хоть тресни!
– Юр! Может, сожрешь их тут?
По глазам Юры я понял, что он меня сейчас убьет. А Казбек тем временем все-таки пытался понять «Уай?!» Но ответ был «Бикос!»
Смеркалось. Вышел еще один служащий аэропорта. Спросил: «Вотс проблем?», выслушал обе стороны, скорбно подтвердил: «Проблем!» – и принялся изучать бумажку с запрещенным. А Юра начал потрошить любовно упакованную коробку, ибо в ней, кроме «олив», ехали во Владик всякие рахат-лукумы.
И вдруг! Когда обнажились пакеты с оливками, служащий радостно завопил:
– Зейтун! Зейтун!
И начал тыкать своим турецким пальцем в коробку.
И Фереде захлопала в ладоши:
– Зейтун! Зейтун!
Мы смотрели на турецкоподданных и не понимали причин столь бурной радости. Понял только Юра:
– Ах ты ж… Зейтун… Твою мать! Зейтун! Зейтун! Да! Зейтун! А я вам что говорю?!
– Чё стало, Юра?
– По-турецки «оливки» – «зейтун». Как, впрочем, и по-армянски!
– Бли-и-ин… а «олив» – это «олив оил»? А «оил» в натуре нельзя в самолет.
Зейтун в коробке прекрасно перенес оба перелета и таможню в Нальчике. По приезде Юра щедро отсыпал зейтуна моему тестю. Тесть оливки сильно уважает. Съев очередную ягоду, заметил:
– Хорошие оливки! Вкусные! В следующий раз поедешь в Турцию, пару килограмм мне привези!
Однако… Зейтун, маза фака…
Тесть мой – человек чудесный, и отношения у нас нежные. Но так было не всегда. Добрый и ранимый, выглядит он брутально и страшно. И даже имя-отчество его – внушают трепет. Маирбек Маилютович. Повторите вслух. Маир-р-р-бек Маилютович. Если повторять часто – горлом может пойти кровь.
Теперь добавьте к этому имени рост 192 см и вес 140 кг. И лысину. И брови. У бровей два основных режима: «В смысле – “не получается”?» и «Надо!» При первой нашей встрече меня восхитило то, как он одной бровью отдал распоряжение накрыть стол, а движением второй велел мне за этот стол сесть.
Я знаю много больших людей. Но я никогда не видел, чтобы у человека указательный палец не пролазил в спусковую скобу пистолета. У тестя так. Он служил в ВДВ и в 68-м году участвовал в «Пражской весне». Я видел его армейские фотки. Их с селения Заманкул было двое. Тесть и его родственник. Я стал понимать, почему пражское восстание провалилось.
