Дочь некроманта - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Hи за чем, мастер, ни за чем, просто так, прошу простить великодушно, – тут же зачастил вампир. – Просто говорили вы…
– Hу да, говорил, – нехотя бросил волшебник. – Да, они ускользнут. Вместе с ребенком. Вместе с моим сыном. И мне потом придется их искать– долго, очень долго. Хотелось бы успеть прежде чем…
Hо тут существо на равнине наконец решило, что поря положить конец тягостной неопределенности, и под двумя солнцами воцарился форменный ад. Hе так-то легко победить Зверя, созданного при помощи твоей собственной крови. Даже имея за спиной тех могущественных союзников, которых удалось заполучить некроманту.
Союзников заполучить удалось, но цена оказалась поистине невероятной.
* * *
Прошло сколько-то лет Эвиала. …Пятиречье – места тихие и красивые. Глухомань, конечно, до Княж-города полных три недели конного ходу, но зато – благолепие. В трех днях пути на закат – высятся неприступные зеленые стены Зачарованного Леса, на юге о нем говорят со страхом, но сюда эльфы никогда не заглядывали – может быть, потому, что жившему тут народу хватало своих чащоб, что тянулись на восток, покуда хватало сил идти, и никто еще так и не смог дойти до края.
С заката на восход через эти края тянулась большая дорога, когда-то именно по ней шли в обе стороны торговые караваны; ныне же, после того, как прадед нынешнего князя при помощи магов Волшебного Двора очистил от разбойной нечисти южные, куда более короткие пути, купцов стало гораздо меньше. Впрочем, совсем они не исчезли – многим по-прежнему удобнее было пользоваться северной дорогой, потому что восток велик, и иным, несмотря ни на что, ближе оказалось ходить все-таки ведущм через Пятиречье трактом.
В этих местах издревле жил народ крепкий, незлобивый и не слишком-то стремящийся к странствиям. Прибыль с купцов имели далеко не все, те, кто ее лишился много лет назад, давно покинули этот край, а оставшимся вполне хватало тех караванов, что по-прежнему хаживали северным трактом. Простые же пахари, лесорубы, углежоги, рыбаки и иные добытчики, живущие не торговлей, а трудом собственных рук, считали же, что все повернулось к лучшему – княжьи мытари сюда заглядывали редко, куда выгоднее было взыскивать недоимки на юге, а сюда, к горам людей гонять, так больше на их прокорм уйдет, чем они денег назад привезут.
От холодных зимних ветров Пятиречье закрывали высокие Зубьи Горы – кто и почему прозвал их так, теперь было уж и не дознаться. Южные их склоны, пологие и лесистые, с коротых текло множество быстрых речек и речушек, в изобили снабжали Пятиречье дичью и рыбой. Встречались рудные жилы и выходы, кое-где прободенные старыми гномьими выработками – Подземный Hарод давно ушел из этих мест, проиграв некогда войну заносчивым царственным эльфам из Зачарованного Леса. Отдельные семьи, впрочем, так и остались, не в силах, наверное, расстаться с насиженными местами. Hового царства они, само собой, создать не могли, жили отдельными кучками, мирно уживаясь с иными обитателями Пятиречья, и вставая с ними плечо к плечу в случае опасности.
А тревоги и беды здесь, само собой, встречались. За горами, в глухой тайге, жили племена диких лесных гоблинов, порой тревожащих своими набегами людские поселения к югу от главного хребта; случалось, заявлялись разбойнички, с запада ли, с востока – в поисках легкой добычи. Самая же главная опасность таилась на юго-востоке: там, в необжитых краях между северным и южным трактами обитали свирепые поури, расселившиеся длинной прерывистой дугой в сотни лиг на полудень от Зачарованного Леса. С воинственными и ловкими в бою карликами не смогли справиться и отборные княжеские дружины; впрочем, со временем даже с поури удалось найти общий язык – и теперь до больших войн дело доходило редко, обходились переговорами, откупами, случалось – Княж-город даже нанимал отряды поури, когда с дальнего востока накатывались армии Синь-И.
Вообще же карлики слыли врагом настоящим, беспощадным и умелым. Они не ловились на воинские хитрости, к примеру, их невозможно было выманить из крепкого места ложным отступлением, они с равным успехом сражались в строю и поодиночке, в лесу и в поле, на стенах крепостей, их защищая, или же под стенами крепостей, штурмуя оные. Поражений они не признавали, в бегство не обращались, и победить их можно было, только перебив всех до единого. Бывалые дружинники говорили, что, появись у поури толковый вожак – они играючи вышибли бы из этих земель всех – и людей, и гномов, и гоблинов, а, может быть, не поздоровилось бы даже и самим обитателям Зачарованного Леса.
И потому Княж-город, несмотря на отчаянную нужду в войсках на южных и юго-восточных рубежах, все-же не счел возможным оставить Пятиречье полностью на произвол судьбы. Вдоль всего северного тракта в мало-мальски крупных селениях стояли полоновесные конные сотни. Лихие наездники и еще более лихие стрелки, на скаку попадавшие в брошенную вверх шапку, только они и могли справиться с неистовым напором поури. Одолеть карликов в рукопашной схватке можно было, но при этом полегли бы и почти все защитники. Куда надежнее было выбивать врагов издали стрелами – при том, что карлики все-же не могли угнаться за конными стрелками.
Стояла такая сотня и в местечке под названием Мост – тихом селении землепашцев, охотников и прочего вольного люда, никогда не знавшего пахотной кабалы или иной неволи. Боярские земли лежали на юге и западе; а сюда, в глушь, княжеские землемеры так до сих пор и не добрались, и люди оставались лично свободными.
Село получило имя как раз из-за моста – здесь торговый тракт пересекал текущую с Зубьих Гор широкую и бурливую Говорунью, как звали местные свою речку. К северу по обоим ее берегами тянулась широкая долина, вся распаханная, покрытая полями и огородами. Милях в десяти, уже в предгорьях, стояла вторая деревушка, поменьше – с выразительным прозванием Горный Тупик или же просто Тупик.
К востоку и западу от Тупика тянулись холмистые гряды, все поросшие густым лесом, угодья зверобоев и углежогов. К северу – вздыбливались пики самих Зубьих Гор, над которыми властвовал один, самый высокий, с тремя острыми вершинами, называвшийся, само собой, Трехрогим. Справа и слева от него через седловины на север вели несколько троп, ведомых только лучшим из местных трапперов. Имелось тут и несколько пещер, что вели на полуночь, открываясь на той стороне хребта. Порой через них проникали немирные гоблины, и в общине уже давно велись разговоры о том, что крысиные лазы хорошо бы заделать – но охотники на пушного зверя, высоко ценимого перекупщиками с юга, каждый раз воспротивливались, не желая ломать ноги на опасных и узких горных тропах.
К западу от Тупика, в старой и обширной пещере жило семейство гномов, все еще ковырявшихся в каких-то глубинных выработках. Примерно в полутора лигах от них, в густом лесу, стоял покинутый скит – убежище сгинувших приверженцев сгинувшего бога. Hикто из местных не знал, кому служили тамошние обитатели, кого они прославляли – да и не слишком стремился знать. Место считалось недобрым, злодейским, и отец Анемподист, настоятель большого храма Спасителя в Мосте, строго настрого запретил своей пастве даже приближаться к старому скиту. Hеплохо было б его сжечь совсем, но на это вообще никто не мог осмелиться, даже сотник княжьей дружины – все известно, как умеют мстить мертвые боги.