День рождения монстра - Сергей Герасимов

– Собственно, ничего.

– Тогда почему не спишь?

– А ты почему?

– Я думаю, – ответил Мастер.

– Думать надо днем.

– А у меня ночные мысли.

– Это какие же?

– Длинные, обо всем.

– О нем?

– О нем? Нет, о нем – нет. Он сам о нас подумает. Я думаю о людях. У людей ведь есть уровень – точно? Это не ум, не сила и не личная ценность. Большинство – просто ничтожества, на них противно смотреть, с ними противно говорить или стоять рядом. Такие сразу видны. А другие не безнадежны. Наверное, есть такие, которым стоит подражать – я, правда, их не видел. Я думаю почему так, и как найти критерий. Еще я думаю, правильно ли это и стоит ли изменять соотношение.

Если я прибавлю к живым одного, который должен умереть – изменит ли это что-нибудь или не стоит стараться?

– Кого ты собираешься прибавить к живым?

– Тебя.

– Я еще не умер.

– Но все к тому идет.

– Я пока не замечал чтобы что-то куда-то шло.

– Ты знаешь что-такое шахматы или стиль Кош-Каш?

– Это такие системы, где ты не видишь опасности до тех пор, пока не станет слишком поздно.

– Завтра мы пройдем невдалеке от покинутого дворца. Пойди туда и запомни все, что там увидишь. Прийдет время и все пригодится.

– Откуда ты знаешь, что будет завтра?

– Это так же просто, как продолжить числовой ряд. И это так же сложно объяснить тебе, как объяснить кошке устройство дверного замка.

На следующий день начались горы. Горы были не слишком высоки, но идти приходилось все время вверх и высокие стрелы травы с метелками на концах осыпали лица пыльцой. Деревья стали кустистыми и колючими. Пот стекал по спинам.

Впереди высились белые скалы, – чтобы развлечься, Гессе присматривался к складкам камня и находил в них странные лица, изображения зверей, указатели, зачаточные буквы и даже слова. Глаза начинали слезиться и болеть.

– Я дальше не могу! – сказала Кларисса и остановилась. – У меня все очки желтые от пыльцы. Я ничего не вижу.

Гессе потер глаза.

– Я тоже ничего не вижу, – сказал он, – изображение расплывается. Это пыльца. Мне в глаза попало больше всех, потому что я шел первым.

Коре снял пыльцу с травинки и сдул ее под пластинку микроскопа. Выключенный микроскоп обычно служил карманным зеркальцем, а включенный мог давать любое увеличение – от десяти до ста тысяч.

– Тысяча! – приказал он и зеркальце затуманилось, потемнело, показало живую пылинку – золотую на черном фоне.

Маленький шарик пыльцы имел множество щупалец с крючками. При тысячекратном увеличении крючки выглядели устрашающе. Щупальца периодически сокращались.

– Это не опасно, – сказал Скатт. – То есть, это нам не опасно, а вам это можеть разъесть глаза. С туристами такое бывало. Если пыльцы много, она начинает вгрызаться в глаз и оставляет там много дырочек. Потом начинается воспаление.

Нужно очень хорошо промыть. Тут неподалеку был центр отдыха, там должен быть бассейн, фонтан, водопровод и все такое. Но я уже не ходил здесь лет двадцать.

– Вы были здесь?

– Я люблю это дело. Когда-то я водил туристов. Теперь вот с вами, по старой памяти. Жаль, что мы не дошли до скал. Как раз здесь уникальное место: здесь есть висячая скала. Кажется, что она вот-вот упадет, такой себе миллион тонн камня, но не падает. Жутко под ней стоять. Отсюда еще не видно, ее деревья закрывают.

– А если она упадет?

– Камень живет по собственному времени, очень медленно. Если скала и падает, то раз в тысячу лет. Слишком мала вероятность, что она придавит именно вас. Не пойдем?

– Обойдемся без скалы. Теперь куда?

– Налево – там будет проход между деревьев. Потом вниз. Очень красивое было место. Висячая скала, я хочу сказать.

– Гроза?

Послышался отдаленный гул, похожий на раскаты грома. Гул, потом несколько громких сухих щелчков. Камень величиной с голову красивейшей медленной дугой взлетел в небо, вращаясь, – упал в заросли. Что-то громадное ломилось сквозь лес.

Коре снял со спины автомат и поднял стекла защитных очков, опустился на одно колено.

– Всем отойти! Бегом по дороге!

От следующего удара вздрогнула земля и качнулись деревья. Треск – и каменный кубик скалы, расколовшийся надвое, остановился в десяти метрах от людей. Тот осколок, что был поближе, имел метров пятьдесят в высоту.

Земля еще продолжала гудеть, но медленно затихала.

– Это та самая скала, что никогда не падает? – он снова повесил автомат и подошел к камню.

Светлая поверхность была вся в мелких выщербинах, похожих на следы пуль или осколков. Поверхности излома не было – всесто нее блестела свежая поверхность среза. Подошел Хост.

– Смотри.

– Вижу. Это отрезано лучом. Нас здесь ожидали, чтобы сбросить ее нам на головы.

– Если бы мы не свернули в сторону?

В воздухе кружились кричащие птицы, поднятые из гнезд и тайных щелей. Птицы падали одна за другой, как будто кто-то сбивал из беззвучными выстрелами. А вот и луч, – подумал Коре, – он же срезает их лучом. Теперь они пошевелятся на материке.

Покинутый дворец был шестиэтажным, но первый этаж занимал больше места, чем остальные пять. Пять верхних этажей – что-то вроде гостиничного комплекса, а первый – великолепные залы в каком-то из древних стилей. Каменные полы покрыты стеблями ползучих трав, в травах шмыгают ящерицы. Все загажено птицами, птицы чирикают под потолками и каждый звук многократно усиливается, отразившись от стен.

Во второй зале был бассейн с проточной водой и Гессе, который уже начинал стонать от боли, бросился в воду прямо в одежде.

– Ничего, главное это хорошо промыть, – еще раз повторил Скатт.

Коре и Хост отошли от остальных и тихо совещались, чундрики начали мочиться в воду и друг на друга, остальные пошли осматривать окрестности. Опасности не было. Если бы монстр приблизился на расстояние четырех километров, обязательно включилась бы сирена. Передвижение врага контролировалось спутником. А вот срезать скалу он мог и с большего расстояния. Нужно быть аккуратнее в горах и советоваться с туристом, – подумал Коре.

Гессе промыл глаза, вышел из воды по мраморным ступеням, столкнул в воду чундриков и осмотрелся. Покинутый дворец. То самое место. Мастер и женщина преспокойно болтают в ослепительном проеме дверей, таким тоном, будто ничего не случилось. Как будто я и не говорил с ним прошлой ночью. Интересно, к какому сорту людей он относит меня? Или мне приснился тот разговор?