Тринадцать свадеб - Пейдж Тун

— Все отлично! — в изумлении отступает она.

— Не знала, что ты делаешь прически и макияж для таких мероприятий.

— Да, все делаю. — Она качает головой, все еще удивляясь, что мы снова встретились. — Я и не знала, что ты в Великобритании. Ты работаешь в Hebe?

— Да, начала пару недель назад. Собрала вещи и улетела из Сиднея.

— Вот это да.

— Ты в последнее время видишься с Полли? — спрашиваю я.

— Нет, не встречалась с ней уже несколько месяцев.

Как-то странно, учитывая, что она была на девичнике. Я подумала, что они тесно общаются.

— Слушай, я как раз собиралась делать кофе. Хочешь чашечку?

— Конечно, было бы здорово, — тепло улыбается она.

По дороге на кухню у меня звонит телефон. Это Ники.

— Будем через пару минут, — сообщает она. — Мне понадобится помощь, чтобы выгрузить все из такси.

— Без проблем, — отвечаю, но из трубки уже доносятся гудки. Нахмурившись, отправляю телефон обратно в карман и нехотя спускаюсь по лестнице студии на улицу. Стою на промозглом весеннем воздухе, наверное, целую вечность, а в голове то и дело всплывает мысль о пальто — таком теплом! — которое, увы, осталось наверху, в студии. Что-то долго нет Ники, если, как она заявила, она всего в паре минут езды отсюда. И вообще, она сказала «мы». Наверное, с ней едет Расс, писатель, который берет интервью.

Останавливается такси, и я вижу, как Ники наклоняется к переднему сиденью и отдает деньги водителю. Чуть отступаю, вылезает она, а за ней — кто-то еще. Сердце мое замирает. Все вокруг словно замедляет свой ход, и вот передо мной стоит Алекс.

— Это Алекс Уиттекер, наш новый арт-директор, — беспечно бросает Ники. — Саймон решил, что он должен прийти на съемку.

Мы потрясенно смотрим друг на друга. Его голубые глаза широко распахнуты: Алекс меня узнал. Насколько я помню, он не был таким бледным, наверное, из-за шока кровь отлила от лица. Сдается мне, что из-за волнения мой австралийский загар тоже вдруг сошел.

— Бронте Тейлор, мой заместитель. — Ники как ни в чем не бывало продолжает нас знакомить, а затем обращается ко мне: — Можешь забрать из такси реквизит?

Она прекрасно видит, что меня трясет. И вовсе не от холода, между прочим.

— А мы наверх.

Она подает знак Алексу, чтобы он следовал за ней. Только секунду он колеблется и затем трогается с места. Ни приветствия, ни «привет, как дела?», ни «вот это да, это же ТЫ!». Ни-че-го. У меня и у самой пропал дар речи.

— Давай же, лап, у меня дел полным-полно, — ноет водитель. Содрогнувшись, подхожу, забираюсь на заднее сиденье и вытаскиваю пять красочных зонтов от солнца, невысокую искусственную пальму и коробки — одну за другой, одну за другой, — швыряя их на асфальт. Где-то внутри вспыхивает искра гнева: почему Ники не… Ого, это же был Алекс! Алекс! Я хотела посетовать, почему же они не помогли отнести что-нибудь наверх, но я снова впадаю в оторопь, пытаясь уяснить, что Алекс — вот он, прямо здесь. Он новый арт-директор Hebe.

— Много там еще коробок? — спрашивает Мария, когда я возвращаюсь. — Давай помогу.

— Давай. Спасибо.

Никто больше не высказывает желания помочь.

— Ваш арт-директор как-то знакомо выглядит, — размышляет она вслух, когда мы спускаемся, и у меня резко схватывает живот. В памяти всплывает, что в клубе Мария видела, как мило мы общались. — Такое чувство, будто раньше я его уже видела.

— Может, пересекались на другой работе? — произношу поразительно ровным тоном.

Она пожимает плечами.

— Да, наверно.

Она поднимает коробку, уже собираясь выбросить это из головы, но меня охватывает паника. Вдруг Мария его узнает?

— Если я открою тебе секрет, обещаешь молчать? — поспешно спрашиваю ее.

Явно сбитая с толку, она перехватывает коробку и наклоняет набок голову.

— Да.

— Только никому не говори, пожалуйста.

Она машет головой.

— Не скажу. Что такое?

— Алекс.

— О-о! — ее глаза округляются, и я вижу, что она все поняла, так что мне даже не надо пускаться в объяснения.

— На девичнике! — восклицает она, и коробка чуть не падает из ее рук.

— Тсс, тише!

— Ой, извини, — шепчет Мария.

— Я не встречалась с ним с того вечера, и он почему-то делает вид, будто меня не знает.

— Вот мерзавец! — сердито обзывает она Алекса.

— Ха. Ну да.

Я поднимаю коробку. Слава богу, она больше ничего не спрашивает.

Вскоре приходят телевизионные судьи, все в студии суетятся, и работа закипает. Мы — хотя по большей части только я — устанавливаем пестрые декорации: зонты, пластиковые неоновые стаканы, искусственную пальму и гирлянды. Мария прикатывает вешалку-стойку с яркой одеждой, и Ники пробегается по предметам гардероба и раздает некоторым телезвездам. Мария тем временем принимается за прически и макияж. Фил устанавливает фотооборудование, а Алекс…

Минуту назад он беседовал с одним из судей, но сейчас его не видно.

— Привет.

Подпрыгиваю чуть ли не до потолка, когда до меня доходит, что он стоит позади.

— Привет, — коротко отвечаю.

— Я понятия не имел… — произносит он и тут же умолкает.

— Да, и я тоже, — стеснительно улыбаюсь ему. Моя обида на Алекса за то, что он сделал вид, будто мы незнакомы, до сих пор не утихла, но, может, он хочет исправиться.

— Как дела? — тихо спрашивает он.

— Все хорошо, — отмахиваюсь я, оглядываясь по сторонам. — Все просто прекрасно.

— Когда ты… Как… Что произошло?

— Ты хочешь спросить, как я оказалась здесь, прямо перед тобой? — уточняю я.

Он кивает.

— Я подала заявление, и меня приняли на работу. Я начала работать в Hebe две недели назад, а из страны Оз я прилетела еще неделей раньше.

— Ничего себе. Где живешь?

— Чок-Фарм. Живу с Бриджет. Ты, наверное, помнишь ее.

— Бриджет? — Он задумывается. — А, Бриджет-заводила! «Еще по одной, еще по одной»!

— Точно. Бриджет-заводила, — у меня на лице проскальзывает улыбка. — После девичника мы с ней поддерживали связь.

Бросаю взгляд на Марию, но она занята: наносит тональный крем на лицо уже и без того на удивление оранжевощекой дамы-судьи.

— А вон Мария, — говорю вполголоса. — Она тоже была на девичнике.

Он стоит, как будто громом пораженный.