Стражи цитадели - Кэрол Берг

К ночи Рен Вэсли уехал, а я отправила кучера в Данфарри с письмами к друзьям, где сообщала об изменении своих планов. За вещами посылать было не нужно. Несколько платьев, которые я купила, вернувшись к городской жизни, приехали со мной. Около полуночи я вновь легла спать в маленькой комнатке в северном крыле, где я спала с того дня, как меня забрали от кормилицы, и до того дня, когда мой брат навсегда запретил мне возвращаться домой.

Осенние дни вскоре приобрели собственный распорядок. Я завтракала с Неллией в ее комнате, а затем проводила оставшуюся часть утра либо с управляющим, разбираясь со счетами или осматривая те крепостные постройки, что требовали ремонта, либо с той же Неллией, наводя порядок в кладовых, бельевых и комнатах для гостей. С Филоменой мы договорились, что в обмен на помощь в сборе ренты я получу свободу действий в обустройстве и приведении в порядок замкового хозяйства ради благополучия моего племянника.

Поначалу все без исключения слуги остерегались меня — скандально известную порочную сообщницу чародеев, оставшуюся в живых только милостью короля. Однако мое уважительное обхождение с Джорджем и его подручными быстро смягчило недоверие управляющего. После разрешения нескольких затруднительных ситуаций, показавших, что я разбираюсь в сложной финансовой жизни поместья и с почтением отношусь к тем уникальным отношениям, которые сложились между семьей герцога и арендаторами, я приобрела в его лице еще одного страстного защитника помимо Неллии. Он с радостью разослал курьеров к арендаторам, извещая тех, что мир снова обрел привычный порядок. День соглашения был назначен на первый день нового года.

Послеполуденные часы я оставила для ежедневных прогулок, во время которых наслаждалась красотой северной осени. Я горько тосковала по ней в своем нищенствующем изгнании, когда осенний труд был единственным способом избежать голодной смерти суровой зимой. После прогулок я садилась за письма по надобностям поместья или занималась каким-нибудь делом по хозяйству: подсчитывала запасы белья или показывала служанкам, как следует заботиться о книгах и картах моего отца.

Каждый вечер после ужина я должна была проводить час со своей невесткой. Поначалу Филомена требовала отчитываться до последней детали о проделанной работе: от количества салфеток, найденных мной в шкафах столовой, и до состояния запасов сена в конюшнях. Несколько дней подряд она сверяла каждую мелочь с Джорджем или госпожой Вералли, своей вечно недовольной теткой, но потом, должно быть, уверилась, что я веду с ней честную игру. И с тех пор, стоило мне начать: «Сегодня выяснилось…» — как она неизменно прерывала меня: «Довольно, довольно! Давай поговорим на более интересные темы!»

Поскольку я не была в курсе придворных сплетен и не имела ни малейшего представления о новинках моды, «более интересными темами» оказывались подробности моей личной жизни с чародеем. Филомена льстила, клянчила, обвиняла меня в грубости, тупости и жестокости, поскольку я отказывалась развлекать несчастную, прикованную к кровати женщину. Но я вовсе не собиралась становиться источником анекдотов, которыми Филомена побалует друзей, снова появившись в свете. Как-то вечером, утомленная бесплодными попытками завязать разговор, я спросила герцогиню, не желает ли она, чтобы я почитала ей вслух.

— Что угодно, только бы переждать это невыносимое время, — ответила она.

Вероятно, герцогиня полагала, что, если отпустить меня раньше положенного, это даст мне некое таинственное преимущество в нашем соглашении.

Отвергнув первые десять принесенных мною книг как слишком серьезные и заумные, невестка позволила мне приступить к повести о романтическом приключении, принадлежавшей еще моей матери. Вскоре она уже упрашивала меня, чтобы я продолжала читать дальше, сверх оговоренного срока. Я всегда решительно закрывала книгу, поскольку не собиралась тратить на Филомену больше часа собственного времени в день. Впрочем, чтение сделало наши встречи более сносными, а отношения — приемлемыми, хотя, разумеется, не близкими.

Что и вернуло меня к размышлениям о моем племяннике. Это была неловкая и неясная ответственность. Моя любовь к брату во многом основывалась на нашем общем прошлом. Нас, таких разных, связывали люди, вещи и общие переживания, которые мы детьми делили в нашем доме. И все же наша привязанность оказалась намного сильнее, чем я могла себе представить, она обнаружила себя после всех ужасов пережитого, которые, казалось, окончательно разрушили ее. Но я не видела способа распространить любовь к брату и на его сына, этого странного мальчика. Кто-то должен был выяснить, что беспокоило этого ребенка, но я не знала даже, как к этому приступить, и не имела особого желания пытаться.

Предположения о том, что случайные встречи сломают лед в отношениях с Гериком, не оправдались. Создавалось впечатление, что мой племянник избегает всех людных мест в замке. За исключением случайных столкновений в библиотеке, мы виделись с ним только за ужином. Со слугами он держался чопорно и неподдельно вежливо, но ни мне, ни госпоже Вералли не говорил ни слова.

— У Герика есть наставник? — спросила я Неллию как-то раз за завтраком.

Мне не приходилось прежде жить среди детей. Учитель же мог помочь советом или догадкой.

— У него их было множество, — ответила старушка. — Но ни один надолго не задержался. Он говорил им, что они глупы, и он не станет терпеть тех, кто ничем не лучше попрошайки. Если же среди них попадались упрямцы, Герик принимался озорничать: подливал смолу в их чернильницы или ламповое масло в чай. А то и бился в истерике на глазах у герцогини, пока она не отсылала учителей прочь. Только один из всех бедолаг задержался дольше, чем на неделю. Но тогда мальчишка преподнес матери небылицу о том, что этот мужчина вел себя с ним чересчур по-дружески… так сказать, в непристойном смысле, если вы понимаете, о чем я… Разумеется, того незамедлительно уволили. Это случилось почти год назад, и с тех пор никого на эту должность не брали.

И про этого ребенка Рен Вэсли говорил, что тот вежлив и ведет себя подобающе!

— Но, кажется, со слугами он держится не так отвратительно?

— О нет, он обходителен, насколько это вообще возможно. Всегда вежлив и непременно благодарит за помощь. Джеймс — личный слуга молодого хозяина — и слова упрека от него не слышал и большую часть времени бездельничает, потому что мальчик сам заботится о себе и своих вещах. Он всегда такой правильный. Только что не такой дружелюбный, какими были вы с братом.

Странно.

— У него есть друзья?

— Несколько раз в замке останавливались дети, приезжавшие со своими родителями, — даже принцессу сюда привозили, — но Герик до их отъезда даже носу не показывал, можно было подумать, что он вообще здесь не живет. Я слышала, когда семья выезжала в Монтевиаль, там бывало точно так же. Что-то в этом есть неправильное.

— Значит, у него нет никого близкого, никого, кто мог бы рассказать что-либо, что позволило бы мне лучше понять его?

Неллия отрицательно качнула головой и долила в чашки чаю.