Берегись моей любви - Алена Белозерская

– Приятного аппетита, дорогая.

– Спасибо. – Катя также изобразила на лице восторг от встречи, который, впрочем, мгновенно исчез. – Снова язык распускала и отца обижала?

– У тебя не спросила, как и о чем разговаривать с папой.

– Прекрати, – отец взял Полину за плечо и подвел к столу. – Ты ведешь себя…

– Как мои братья? – невинным голосом спросила Полина. – Отпусти, папа. Мне больно.

Сергей Дмитриевич виновато погладил дочь по спине и тихо попросил:

– Давай просто пообедаем. Хорошо?

– Хорошо, – смягчилась Полина.

– Только что на наших глазах свершилось чудо! – Катя взмахнула приборами и рассмеялась. – Полина согласилась с папой. Это нужно отметить! Что будешь пить, дорогая сестренка?

– Уймись, – оборвал младшую дочь отец, и та замолчала.

Пожалуй, только Сергей Дмитриевич имел влияние на Екатерину, отличающуюся буйным нравом и абсолютной непокорностью. Одним лишь взглядом он умел сбивать с нее спесь, отчего та становилась кроткой на вид. «Вот теперь обед может стать весьма приятным», – подумала Полина, глядя на оскорбленное выражение лица сестры, которая больше не посмеет сказать ни единого плохого слова в ее сторону. Их отношения никогда не отличались простотой, а в последнее время и вовсе приняли форму вражды. Полина терялась в догадках, отчего Катя не подпускает ее к себе, почему злится и всячески старается укусить. Объяснений этому она не смогла найти, а вскоре перестала заниматься анализом ситуации и предпочла дистанцироваться.

– Как ты, девочка моя? – спросила Елизавета Карловна, присела рядом с дочерью и принялась наполнять ее тарелку едой.

– Великолепно, – ответила Полина.

– Надолго в Москву? – поинтересовался Сергей Дмитриевич, с улыбкой наблюдая за лицом дочери, становившимся все мрачнее при виде нелюбимых блюд, которые придется впихивать в себя с вежливой улыбкой на губах. – Лиза, ты забыла, что Полина не любит дичь? Разве для нее ничего не приготовили?

– Тогда пусть пьет чай! – заявила Катя.

– Согласна на чай, – сказала Полина, – потому что мама не умеет варить кофе.

– Зато отцу нравится, – ответила Елизавета Дмитриевна. – Да, дорогой?

– Я люблю все, сделанное твоими руками, – с искренней простотой в глазах солгал Сергей Дмитриевич, отчего Катя покатилась со смеху.

– Особенно тот жуткий свитер, который мама вязала несколько месяцев, а ты угробил его на первой же охоте. Кто изорвал свитер в клочья? Медведь?

– Да, – Сергей Дмитриевич понизил голос, – очень маленький медведь.

Мама откинула голову назад, блестящие каштановые волосы мягко всколыхнулись, и Полина невольно залюбовалась ее природной грацией, которую она передала по наследству Алексу и Екатерине. Майкл и Полина не могли похвастаться подобной изящностью, как и белой кожей, а также приятным тембром голоса. В общем, гены матери оказались сильными – она наградила частью себя каждого из своих четверых детей, но наибольшей красотой отличались Алекс и Катя. Высокий рост, гордая осанка, грациозные фигуры и аристократичные лица с аккуратными носами и точеными подбородками.

В начале года Елизавета Карловна с пышностью отметила свое пятидесятисемилетие, но сумела сохранить молодость и некоторую наивность в лице, свойственную людям, которых обошли семейные неурядицы и жизненные коллизии. Она выглядела счастливой, ничем не обремененной и молодой. Впрочем, за последнее мать явно должна благодарить отца, не жалеющего денег на любимую женушку, постоянную клиентку ведущих пластических хирургов Европы. Полина зорко вгляделась в лицо матери, заметив, что та изменила прическу, новая словно предназначалась для того, чтобы скрыть следы операции по круговой подтяжке. Недаром у мамочки лицо было таким же свежим и гладким, как у ее младшей дочери.

Сергей Дмитриевич, в отличие от жены, не стремился скрыть возраст и выглядел на свои положенные шестьдесят два года. Фигура у него была крепкой, как у фермера, лицо таким же здоровым на вид, словно он всю жизнь провел на воздухе. Взгляд оставался живым, но несколько колючим, как у человека, который так и не избавился от привычки повелевать, белые волосы аккуратно зачесаны назад, загорелая кожа, тонкие губы, умеющие и мягко улыбаться, и язвительно шутить. Привлекательный, сильный, внушающий доверие. Про таких мужчин говорят, что рядом с ними чувствуешь себя как за каменной стеной, и все же Полина не могла согласиться с этим утверждением. Рядом с отцом она всегда ощущала себя словно штрафник на передовой, готовясь к очередной атаке со стороны врага, который многократно превосходил ее в силе.

– А где Сева? – спросила Полина, желая прекратить веселье, в котором ее, к сожалению, никто не пригласил участвовать.

– На совещании, – ответила Катя. – Искренне жалеет о своем отсутствии.

Полина повертела в руке вилку и отложила в сторону, так и не притронувшись к еде. Лишь сделала глоток воды, потом потянулась за кусочком хлеба и задумчиво посмотрела на него.

– Ты не голодна, дорогая? – спросила Елизавета Карловна.

– Нет, – без стыда солгала Полина.

На самом деле она уже изрядно проголодалась, так как за весь день выпила только две чашки чая, но из того, что было на столе, не выбрала ничего для себя подходящего. Мяса, которое так любили отец и Катя, ей не хотелось, а овощи присутствовали только в салатах, немилосердно заправленных уксусом и какой-то странно пахнущей приправой. Из безопасных продуктов оставались лишь хлеб и вода.

– Как там в Лондоне? – спросил Сергей Дмитриевич.

Полина быстро поняла, для чего был задан этот вопрос и каким будет следующий, поэтому решила не тратить время зря.

– У Марка все хорошо. Живет и процветает.

– Я не спрашивал об этом старом еврее!

Отец всегда нервничал при упоминании о первом муже своей жены, так как до сих пор ревновал Елизавету Карловну к ее прошлому. В особенности его раздражал тот факт, что у нее и Марка имелись сыновья, которые прочно связывали бывших супругов. Каждый раз, когда Елизавета Карловна навещала своих детей в Лондоне, Сергей Дмитриевич сгорал от злости, зная, что она непременно встречается с Фрейманом, их отцом. Он понимал, что Марк уже давно перестал быть ему соперником, что Лиза – верная и любящая жена, но тем не менее переживал, представляя их в одной комнате, здоровающихся за руки или, хуже того, обнимающихся.

– Марк вовсе не старый. Он твой ровесник, дорогой, – напомнила Елизавета Карловна.

– Еще чего! Он старше меня!

– На целых три года, – обронила Полина, улыбнувшись. – Ты смешон, папа.

– Следи за тем, что говоришь.

– Марк всегда хорошо отзывается о тебе, – продолжала Полина, – а ты его почему-то не жалуешь.

– Зато ты, похоже, любишь его больше, чем меня.

– Да, – Полина вдруг решила быть честной, – потому что он всегда мягок со мной и никогда не пытается ужалить. И Марк не делит своих детей на любимых и не очень.