Ловец тумана - Сергей Игнатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но когда на табло, венчавшем панель с кнопками, пятерка сменилась на четверку, все-таки не выдержал:
– Ну как, прошла?
– Похоже, провалила, – скорбно сообщила Жанна.
– Да ну-у?
– Ну да. А ты?
– Не знаю. Сказали – позвонят, если что.
– Мне и такого не сказали. Блин. Зря только время потеряла.
– Ну, попытка не пытка, – сказал Сева, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Все равно же опыт…
– У меня этого опыта – вагон и маленькая тележка.
– Понимаю… Ты все равно не переживай. Все через это проходили. Все будет клево, гарантирую!
– Угу.
Помолчали. На табло замигала цифра «2».
– Настроение паршивое, – сказала Жанна.
– Насчет горячего шоколада все в силе.
– Не люблю горячий шоколад.
– Давай тогда шаурмы у метро купим. С капусткой квашеной, с майонезом, с огурчиками солеными. Слопаем штуки по две, кефиром запьем – сразу все мысли о работе на второй план уйдут. Лишь бы добежать…
– Да ты шутник прямо.
– Ну, у меня бывают моменты.
На табло замигала цифра «1».
– Знаю тут кафе одно неплохое неподалеку, – сказала Жанна. – По чашке чая цветочного. Он отрезвляет, токсины выводит. А то от тебя перегаром за версту несет.
– От меня?? То есть я хотел сказать «ура!».
– Но только по чашке! И исключительно ради того, чтоб узнать, чем у вас там дело с холодильником и троянской осадой закончилось.
– О-о-о, там было поистине эпично!
– Не сомневаюсь. И еще. Чур, одно условие…
– Слушаю и внимаю!
– Ты не мог бы в мою сторону не дышать, пожалуйста! Спасибо.
Они выпили по чашке цветочного чая. Потом еще по одной. А потом еще заказали вафли с черничным соусом. И мятное мороженое с шоколадной стружкой.
Оказалось, у них есть и еще кое-что общее, кроме знакомства с любителем розовых рубашек артдиректором Артемом Палычем и исследователем скрытых потенциалов человеческого разума, полиграфическим королем Януарием Муриным-Альбинским.
Оба считали, что F. Андропоff и его «Агрономикон» – это очень круто, хотя и отдает каким-то безумием. Оба считали, что книжная серия Беладонны Фламберг про ведьмачку Беллу и старшеклассника Эдуарда – это просто мрак.
Оба считали, что в «Лосте» самый симпатичный Сойер, хоть он и мерзавец.
Оба не любили овсянку.
И предпочитали маслины – оливкам.
Еще сошлись на том, что «Артур», конечно, во всем уступает «Гладиатору», зато какая там отличная сцена, когда Клайв Оуэн стоит на холме, а остальные уезжают!
А самая страшная киносцена – это, конечно, в первой «Пиле», когда тот парень встает с кафеля и начинает играть музыка. Ну и еще каждый раз, когда в кадре появляется кукла Билли.
А самая смешная киносцена – когда Ник Фрост стреляет в воздух с криком «А-а-а!».
Впрочем, с «Твин Пиксом» не сравнится вообще ничто на свете.
Потом как-то само собой получилось, что за окном сгустились сумерки и повалил снег.
Крутясь невесомым пухом, падал снег, цепляясь за семицветный Жаннин шарф искрящимися кристальными звездочками. Все кружил и падал. Чистый, белый и какой-то на редкость настоящий, новогодний.
И ужасно не хотелось расставаться, хотя они добрели уже до самого двора дома, в котором жила Жанна, и за одним из этих ядовито-желтых окон дожидалась ее мама, звонившая на мобильный уже в третий, кажется, раз.
– Ну, пока?
– Пока…
– Стой-стой… У тебя на выходные какие планы?!
– Да никаких особо.
– Может, в кино?
– Можно попробовать.
– Угу. Было бы круто вообще.
– Ну, я пошла. А то мама уже изволновалась вся.
– Да, да. Пока!
– Пока!
Она направилась к подъезду, теряясь за хороводами снежинок, подрагивающих, танцующих на ветру.
Спрятав руки в карманы, Сева побрел к метро, с удовольствием глядя под ноги, на густой девственно-белый снежный ковер, хрустящий под ногами.
Сева потащился в сторону метро, чувствуя себя счастливым, как дурак. Хотелось приплясывать и подпрыгивать, стуча одной подошвой ботинка о другую. Хотелось беспричинно смеяться и даже, возможно, петь. Причем не из репертуара «Волколаков Перуна», а что-нибудь про солнечный круг и небо вокруг, и чтобы никогда не кончались – ни солнце, ни мама, ни «я»…
Еще полезли в голову какие-то непрошеные, в Интернете читанные полезные советы на тему первых свиданий, которые окрашены были теперь не в привычные тоскливо-серые цвета отстраненного наблюдения за чьим-то чужим личным опытом, а заиграли яркими красками персональной причастности.
Сева рассеянно подумал, как глупы все эти советы по поводу выдерживания паузы и частоты телефонных звонков…
Он остановился. В панике зашарил по карманам. Вытащил телефон, уже осознавая бессмысленность этого жеста…
Номер! Он же не взял номер! Растяпа! Болван!!!
Развернувшись на каблуках, припустил в обратном направлении.
Сквозь снежную круговерть пробился, долетел писк клавиш домофона – Жанна набирала код.
– Жанна, постой!
Сева добежал до подъезда. Впереди, в дверном проеме, на фоне электрического света проступил стройный силуэт девушки.
И пропал.
Что-то темное и грузное загородило его. Не было лязга закрывающейся двери – кто-то мягко придержал ее. Но зато раздался сдавленный крик, который тотчас оборвался.
Двое каких-то угловатых, плечистых, одетых во все черное, тащили Жанну вниз по ступеням, схватив под локти. Один зажимал рот рукой. Другой хватал за руки.
Взвизгнув, затормозил у самых ступеней микроавтобус.
– Какого черта?! – крикнул Сева, чувствуя, как бешено колотится сердце, как предательская дрожь бьет по рукам.
Сева обнаружил свое присутствие. Один из похитителей оглянулся.
Сева задохнулся, пораженный узнаванием и неуместностью, несуразностью этого лица – здесь и сейчас.
Какой-то дурной сон, бред, галлюцинация!
Из-под надвинутой на лоб черной лыжной шапочки равнодушно смотрели глаза – усталые, отечные. Рябоватое лицо крупной лепки. Седоватая небрежная борода, вернее сказать, щетина… Всплыла в памяти краткая рекомендация Мурина-Альбинского: «Наш ведущий специалист» – специалист по каким вопросам?!
– Вегард!! Вы что делаете?!