Тайна. Удивительная связь - Алма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ее глаза широко распахнулись, а рука, как будто невзначай, приподняла юбку повыше, оголив стройные ноги.
– Да, и я не смог прочитать ваши воспоминания, – растянуто сказал Александр. – Однако, – продолжал он, как будто не замечая оголенных ног Регины, – я не верю в вашу любовь. Здесь что-то не так. Вы не будете играть, так сказать, в открытую?
Рука Регины резко одернула юбку вниз. Глаза опять стали отдавать расчетливостью. Внимательно посмотрев на Александра, она сказала:
– Вы нужны моему боссу, Леонарду. Поэтому я и ходила к вам на прием. Хотела, так сказать, очаровать вас. Но раз мы стали играть в открытую, то вот вам и ответ. Леонард заинтересован в вас, вернее в ваших способностях. И он хорошо, очень хорошо платит. – Здесь она многозначительно посмотрела на обстановку в своей комнате. – Согласны ли вы работать на него?
– Нет, конечно. Мне и так живется неплохо. Передайте своему Леонарду, чтобы держался подальше от меня и моих друзей. И вас это тоже касается.
Александр поднялся, оделся и не прощаясь вышел из квартиры Регины.
Оставшись одна, Регина некоторое время молча качала ногой, размышляла, потом решительно встала и набрала номер сотового:
– Алло, Леонард! Милый! Первый план не удался. Надо переходить ко второму. Можно к тебе сегодня заехать? Тогда часикам к десяти я буду.
Потом, положив телефон, она прошла на кухню. Подойдя к окну, она посмотрела во двор. На ее лице читалось негодование и злость.
Глава 7 Первый рабочий день Агафоника
Агафоник вылетел из дома, наскоро попрощавшись с женой и чмокнув ребенка в теплую щечку. Еще утром, только проснувшись, он нежно посмотрел на то, как малыш посапывает во сне. Счастливый Агафоник обернулся к жене и обнял ее.
– Любимая моя, – прошептал он, чтобы не разбудить малыша, – я так вас люблю! У нас наконец все будет хорошо. Мы сможем снять отдельную квартиру и выплатить набранные кредиты. Может не все сразу, но к лету, думаю, получится.
Оля, его гражданская жена, потянулась к нему и тесно прижалась.
– Береги себя! Мы тебя тоже очень любим. Давай я тебе завтрак быстро разогрею, кофе.
– Спасибо, если можно, то лучше чашку чая. И я побегу. Не хочу опоздать в первый рабочий день.
Минут через тридцать, уже полностью одевшись и глотнув наскоро чай из чашки, Агафоник, выскочил на улицу.
Добежав до клиники за полчаса до начала рабочего дня, Агафоник дернул за ручку уже открытой двери. Внутри горел свет, были вымыты полы. Клиника так и светилась чистотой. Не зная, что именно должен он сейчас делать, Агафоник нерешительно замер у стойки регистратуры.
– О, вы уже пришли! – раздался за его спиной звонкий голос Евы, медсестры.
Обернувшись, Агафоник увидел, что дверь в кабинет Александра открыта, и в ее проеме стоит Ева. Симпатичная рыжеволосая Ева радостно смотрела на Агафоника.
– Давайте я вам, пока есть время до приема пациентов, покажу, что вы должны делать. Советую записывать, ну а если что забудете или что сразу не поймете как делать, то обязательно спрашивайте. Хорошо?
– Конечно, спасибо вам! Я буду очень стараться.
Прошло минут пятнадцать как Ева начала обучение Агафоника. Он старательно слушал, как отвечать на звонки, куда записывать, кого обзванивать, как работать в программе на компьютере.
И тут в клинике, зазвонил телефон.
– Ну, бери трубку, – ободряюще сказала Агафонику Ева.
Агафоник с напряженным лицом взял трубку и сказал:
– Здравствуйте! Вы позвонили в стоматологическую клинику.
На том конце трубки вдруг он услышал голос Александра. Александр поздравил его с первым рабочим днем и попросил перенести всех пациентов до обеда на другие дни.
– Конечно, все сделаю, – бодро ответил Агафоник.
Как только трубка была положена, он решительно взял тетрадь с записью пациентов на сегодня, чтобы выполнить поручение Александра. Объяснив Еве, что пациентов до обеда не будет, Агафоник начал обзвон. Обсудив вопросы о переносе с пациентами, он решил еще раз внимательно посмотреть программу в компьютере, особенно те моменты, где надо было составлять сводные таблицы за месяц.
В клинике было тихо и тепло. Минут через двадцать, подумав, что до двух часов никого не будет, Ева ушла в магазин через дорогу за булочками с маком. Агафоник полностью погрузился в тишину. Записывая мелким почерком возникающие вопросы по записям пациентов, он внимательно смотрел на монитор. Вдруг дверь с решительным видом отворилась, и в клинику ввалилась старушка лет восьмидесяти.
– Ну, молодой человек, – прошамкала она невнятно, – где тут ваш доктор?
– Извините, бабушка, но прием будет сегодня с двух часов.
– Милок, какой прием с двух? Мне надо сейчас же! Ты что не понимаешь?
И тут у Агафоника стали от удивления постепенно выкатываться глаза, потому что бабушка быстрым, привычным движением руки вынула челюсти из рта. Лицо бабушки стало напоминать больше печеное яблоко. Вынув свои полные съемные протезы, как сказал бы стоматолог, она их положила в платочек и швырнула на стойку регистратуры. Речь бабки от того, что она осталась и без искусственных зубов, лучше не стала. Агафоник перестал вообще понимать, что она ему кричала возмущенным голосом.
– Бабушка, да возьмите вы свои зубы обратно, они мне не подходят, – тихо проговорил Агафоник.
После этих слов раздался даже не крик бабки, а какой-то вопль. Бабка еще раз подскочила к стойке регистратуры и швырнула к челюсти еще и пачку творога. Порывшись в своей авоське, она достала и положила рядом половину булочки, из которой мак постепенно высыпался, и с угрозой уставилась на Агафоника.
– Ну знаете что! Я уже позавтракал! – уже с возмущением заорал Агафоник. – И совсем не хочу есть!
Бабка взяла фальцетом такую высокую ноту, что у Агафоника вдруг исчез слух. Минут пять он вообще не слышал ее вопли, а только видел, что у «печеного яблока» появился свисток, который то увеличивался, то уменьшался в диаметре.
Посмотрев, что парень за стойкой вдруг совсем перестал говорить и стал похож на удивленного индюка с гипертрофированно вытянутой шеей, бабка, опираясь на свою палку, подошла к креслу и села. Она яростно сверлила глазами Агафоника. Палка ее так и набивала дробь о пол.
– Ну сейчас метнет свою палку, как Чингачгук – Большой змей, – думал Агафоник, – тогда труба