Жужжащие. Естественная история пчёл - Тор Хэнсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я впервые читал программу занятий, то решил было, что туда закралась опечатка. Аризона в августе? Кто же ездит в пустыню в самый жаркий месяц года? Но расписание «пчелиного курса» не учитывало человеческие удобства. Жара для пчел — лучшая погода для полета, кроме того, в эту пору кактусы и дикие травы уже в полном цвету, подпитываемые ежегодными проливными дождями в конце лета. Сочетание всех этих факторов способствовало формированию идеального местообитания пчел: обилие нектара и пыльцы посреди засушливого ландшафта, изобилующего подходящими для гнезд местами: от открытых участков и обрывистых склонов для роющих видов и до полых стеблей, трещин в скалах и нор грызунов для всех остальных. Редкие дожди в остальное время года практически не могут угрожать здесь гнездам ни затоплением, ни порчей запасенной пыльцы, ни грибковыми инфекциями, косящими пчел в более влажных районах. В конечном счете все это изобилие подразумевало, что каждый взмах наших сачков теоретически мог дать нам представителя одного из более чем 60 родов пчел, относящихся к шести семействам из семи известных в мире. (Описание пчел разных семейств с иллюстрациями приводится в Приложении А.) В настоящее время известно более 1300 видов пчел, обитающих в Аризоне, — разнообразие, не имеющее себе равных где-либо еще на континенте.
Вскоре мы освоились, и дни потекли своим чередом. Расписание курса было составлено весьма рационально: академические занятия чередовались с вылазками на природу для сбора материала. Затем следовало многочасовое препарирование и определение насекомых в лаборатории. Благодаря Джерри и остальным специалистам я научился узнавать некоторые из основных групп, мысленно отделяя мохнатых шмелей от гладких черных пчел-плотников, а стройных земляных пчел от коренастых листорезов и радужных пчел-галиктид. Хотя в самый первый день, когда все мы собрались на вечернюю лекцию, задача эта показалась нам совершенно невыполнимой.
«Нет! Это не пчела!» — с ликованием произнес своим громовым голосом Лоуренс Пэкер и увеличил слайд. Для начала он проверил, хорошо ли участники группы научились определять пчел, для чего демонстрировал слайды с изображениями похожих на ос пчел, похожих на пчел ос, а также других, вводящих в заблуждение подражателей, которых он отобрал специально для этой лекции на основе своего многолетнего опыта изучения трудно различимых мелких видов. Он стремился не обескуражить нас этим, а всего лишь помочь объективно оценить собственные знания. Для того чтобы точно установить видовую принадлежность некоторых пчел, требуется мощный микроскоп, кропотливое препарирование и годы практики. Пэкер заверил нас, что за десять лет можно научиться распознавать семейства и рода. А так как близкородственные пчелы имеют общие черты, как во внешнем строении, так и в поведении, то знание их биологии и полученные навыки помогут нам определять разных пчел в любом месте. Но даже разъясняя нам все это, Пэкер всякий раз безумно радовался, когда его слайды озадачивали нас, и в особенности, если ему удавалось одурачить еще и своих коллег-инструкторов.
Это была вполне объяснимая реакция. Если Джерри Розен был старшим преподавателем «пчелиного курса», то Лоуренс Пэкер — провокатором. Ростом под 2 м, в свободном хлопчатобумажном халате, привезенном из экспедиции по Ближнему Востоку, он производил неизгладимое впечатление, неважно — в поле или за лекционной кафедрой. Порой взгляды Пэкера казались слишком нестандартными, но при этом он отличался необычайным терпением и деликатностью — как в отношении пчел, так и тех из нас, кто изо всех сил стремился узнать о пчелах как можно больше. Когда на следующий день я сопровождал его в поездке для сбора материла, он несся по проселочным дорогам на полном ходу — почти так же, как и читал свои лекции. И каждый раз, когда мы останавливались, чтобы обследовать группу цветущих растений, он с искренним интересом изучал мою добычу.
«Что ж, эти тебе не понадобятся», — сказал он во время одной такой остановки, вытащив трех медоносных пчел из моего улова и отбросив их в сторону. Несмотря на то что Лоуренс всю жизнь проработал в Йоркском университете в Торонто, в его голосе слышались отчетливые резкие интонации родной Англии. Благодаря своим лекциям, книгам и множеству научных статей он заработал себе репутацию педантичного исследователя, а заодно и страстного защитника местных пчел. От Лоуренса я узнал термин «мелиттолог», что в переводе с греческого означает «исследователь пчел». Но он проводил четкую грань между теми, кто исследует одомашненных медоносных пчел, и теми, кто изучает диких пчел. «Это не значит, что я недолюбливаю Apis mellifera», — поясняет он на своем университетском сайте, используя исключительно научное название медоносной пчелы. Но, когда ему задают вопросы о медоносных пчелах, он указывает, что это все равно что «спрашивать орнитолога о курицах»[33].
Все, кого я повстречал на «пчелином курсе», казалось, разделяли несколько неоднозначную точку зрения Лоуренса. Каждый раз, когда тема касалась медоносных пчел (а это происходило постоянно), люди говорили о них так, как актеры театра обычно обсуждают голливудских звезд — осознавая, что, как бы они ни выкладывались, им все равно не видать такой же славы. Несметное количество диких пчел, несмотря на их разнообразие и значение, остается в тени своей знаменитой родственницы. Ситуация еще усугубляется тем, что за пределами первоначального ареала — Африки, Европы и Западной Азии — медоносные пчелы зачастую ведут себя как захватчики, вытесняя местные виды и даже принося с собой новые болезни. Но как и театральные актеры, способные получать удовольствие от похода в кино, так и любой мелиттолог все же отдает должное медоносным пчелам. Кстати, многие исследователи диких пчел являются еще и активными пчеловодами, и я как-то раз был свидетелем долгих прений о том, из нектара каких растений получается самый вкусный мед. (Среди фаворитов были названы кофе, василек колючеголовый, а также такие ароматические травы, как майоран, чабрец и розмарин.) Также медоносные пчелы являются хорошими лабораторными объектами: именно им мы по большей части обязаны нашими знаниями об анатомии и физиологии пчел, их памяти и способности к обучению, высокоразвитом социальном поведении и аэродинамике полета. Даже если и считать их курицами в мире пчел, все равно наши маленькие одомашненные трудяги, вне всякого сомнения, по праву заработали особый статус. Прирожденные фанаты пчел, такие как Лоуренс Пэкер, всего лишь хотят, чтобы люди воспринимали сведения о медоносных пчелах как первый этап в познании разнообразия пчел, но не подменяли ими знания обо всех пчелах.
Лично я радовался каждый раз, когда вылавливал представителей Apis mellifera во время «пчелиного курса». Мне было приятно видеть их в своем сачке по единственной причине: глаза их покрыты волосками. Несмотря на то что ученые расходятся во мнении относительно назначения этих волосков[34] (если оно в принципе существует), представители рода Apis являются счастливыми обладателями таковых наряду с очень немногими другими пчелами, и медоносная пчела в Северной Америке — единственный представитель этого рода. Я наловчился подмечать эти волоски с одного взгляда и без подробного осмотра выпускать их жужжащих обладателей. А это означало, что мне меньше пчел приходилось изучать в лаборатории и, что не менее важно, меньше их убивать. Как бы ни любили мелиттологи свои объекты, но горькая ирония заключается в том, что исследования пчел чаще всего начинаются с цианистого калия в виде неприятного запаха горького миндаля[35] либо слезоточивых паров этилацетата (этилового эфира уксусной кислоты). В морилках быстро накапливаются мертвые пчелы, которых нужно монтировать, накалывая на булавки, и оставить сушиться, аккуратно расправив им крылья и ноги, чтобы были видны все необходимые для точного определения признаки.