Что за рыбка в вашем ухе? - Дэвид Беллос

Такое употребление этого утверждения явно влияет на значение слова заменять. Если я, к примеру, скажу: «растворимый кофе не заменяет эспрессо из свежеобжаренных зерен», я буду не прав, потому что растворимый кофе предназначен именно для того, чтобы заменять кофе, приготовленный более сложным способом, и в то же время прав, если считать, что заменяет означает «такой же», «так же хорош» или «равноценен». Ясно, что растворимый кофе не такой же, как эспрессо; многие полагают, что он хуже эспрессо; а поскольку предпочтения в отношении кофе — вопрос вкуса, то это распространенное мнение дает основание считать, что растворимый кофе не равноценен эспрессо. Про кофе мы часто делаем подобные очевидные утверждения. А вот с переводом все не так просто.

Утверждая, что перевод не заменяет оригинала, вы подразумеваете, что у вас есть возможность ознакомиться с оригиналом и оценить его, сравнив с переводом. Иначе вы попросту не смогли бы этого утверждать. Как неспособность различить два вида кофе не позволит вам их сравнивать, так и способность сравнить перевод и оригинал — необходимое условие, чтобы иметь право утверждать, что они различны, неравноценны, что один лучше другого.

На практике, чтобы понять, не переводной ли текст мы читаем, мы ищем в книге уведомление об авторских правах или смотрим на подпись под статьей. Может ли читатель отличить оригинал от перевода без этих подсказок, на основании только собственных языковых и литературных ощущений? Наверняка нет. Многие писатели выдавали оригиналы за переводы, а переводы — за оригиналы, и их обман не раскрывался неделями, месяцами, годами, а то и столетиями.

«Фингал, древняя эпическая поэма в шести книгах» была опубликована в 1762 году и имела огромный успех. Десятки лет ее рассматривали как драгоценное свидетельство древней культуры аборигенов северо-западного края Европы. Подлинно народной поэзией «гэльского барда» восхищались такие выдающиеся деятели, как Наполеон, и такие ученые мужи, как немецкий философ Иоганн Готфрид Гердер. Однако они ошибались. Легенду об Оссиане сложили вовсе не древние кельты. Она была написана на английском второстепенным поэтом по имени Джеймс Макферсон.

Гораций Уолпол продержался не так долго. В предисловии к первому изданию «Замка Отранто» (1764) он утверждал, что его роман — всего лишь перевод итальянского произведения, впервые опубликованного в 1529 году, и обещал обнародовать оригинал, если перевод будет иметь успех. И успех был! Книга стала бестселлером и породила новый жанр, названный готическим романом. Потребовалось второе издание — и автору пришлось испить чашу унижения. Предъявить итальянский оригинал он не смог, потому что никакого оригинала не было. Он тоже написал свой «перевод» по-английски.

История самых разных литератур знает и более грандиозные обманы. «Письма португальской монахини» были впервые опубликованы на французском в 1669 году как якобы переводные, хотя оригинал так и не был представлен. Эта изысканная духовная проза триста лет очаровывала читателей и была переведена с французского на множество языков; так, на немецкий ее перевел поэт Райнер Мария Рильке, который даже не подозревал, что стал жертвой обмана. На самом же деле письма были написаны по-французски Гийерагом, другом Жана Расина. Мистификация раскрылась только в 1954 году{18}.

Более свежий пример псевдоперевода на французский — первые три романа Андрея Макина, вышедшие в свет в 1990–1995 годах. Они были представлены как переводы с русского, сделанные мифической Франсуазой Бур. В 1995 году «Ле Монд» раскрыла, что это были французские оригиналы, и тем самым позволила четвертому роману Макина «Французское завещание» (Le Testament français) получить Гонкуровскую премию, присуждаемую только за произведения, написанные по-французски.

Назвав произведение переводом, его уже трудно избавить от этого ярлыка. В советской России поэт Владимир Лифшиц решил притвориться вымышленным англичанином Джемсом Клиффордом, рассчитывая обрести больше свободы для самовыражения. Двадцать три якобы переводных стихотворения были впервые опубликованы в газете «Батумский рабочий», а затем перепечатаны в Москве вместе с краткой биографией поэта, которая заканчивается саморазоблачительной фразой: «Такой могла бы быть биография этого английского поэта, возникшего в моем воображении и материализовавшегося в стихах, переводы которых я предлагаю вашему вниманию»{19}. Но даже такие откровенные подсказки игнорируются читателями, которые искренне верят, что способны отличить перевод от оригинала. Лифшиц не включал стихи Клиффорда в собственные поэтические сборники, и, вероятно, именно поэтому Джемс Клиффорд долгие годы слыл в литературных кругах известным английским поэтом. Евгений Евтушенко в разговоре с Лифшицем упомянул, что говорил о Клиффорде с Элиотом и тот подтвердил, что Клиффорд — отличный поэт, известный в Англии{20}.

Не меньше, вероятно, и обратных примеров — когда переводы выдавались за оригиналы. Три романа писателя, дипломата и полиглота Ромена Гари, якобы написанные по-французски («Леди Л.» (Lady L.), 1963; «Пожиратели звезд» (Les Mangeurs d’étoiles), 1966; и «Прощай, Гари Купер!» (Adieu Gary Cooper), 1969), на самом деле были написаны и опубликованы на английском (под названиями Lady L, 1958; The Talent Scout, 1961; и The Ski Bum, 1965, соответственно), а потом тайно переведены главным редактором французского издательского дома Гари. Сколько переводов было выдано за оригиналы и тайна их осталась нераскрытой? Вряд ли все подобные обманы уже разоблачены.

Писатели стремятся выдать оригинал за перевод или перевод за оригинал по разным причинам. Иногда — чтобы обойти цензуру, иногда — чтобы предстать новым человеком. Подмена может служить индивидуальным или коллективным фантазиям о национальной или языковой аутентичности, а может удовлетворять тягу общества к экзотике. Однако все эти мистификации говорят об одном: чтение само по себе не позволяет понять, было ли произведение исходно написано именно на том языке, на котором вы его читаете. Разница между переводом и оригиналом существенно отличается от разницы между растворимым и натуральным кофе. Хоть она и не иллюзорна, продемонстрировать ее непросто.

Утверждение, что перевод не заменяет оригинала, сомнительно и с другой точки зрения. Будь оно верно, что получали бы читатели от чтения перевода? Ясно, что ничего подлинного. Но они бы не получили и имитации — литературного эквивалента растворимому кофе. Если считать литературный оригинал незаменимым, то не умеющие читать на языке оригинала вынуждены потреблять не растворимый кофе, а помои. И тогда мнение о произведении тех, кто не читал оригинала, можно вообще не принимать во внимание.