Восточные грезы - Пенни Джордан

Натали не обратила на это внимания. Все, что она могла видеть, был мужчина, который скоро должен стать ее мужем. Он был одет в традиционную форму главнокомандующего армии Нироли. Темно-зеленый плащ из бархата, отделанный горностаем, свисал с его левого плеча. На среднем пальце блестело кольцо с государственной печатью. Но все это не меняло того факта, что он был тем самым мужчиной, с которым она занималась сексом в Венеции.

Сильная рука поддержала ее под локоть, и она почувствовала хорошо знакомый запах. Принц наградил ее убийственным взглядом, заставившим ее желудок сжаться. Процедив сквозь зубы «Держите себя в руках», Кадир широко улыбнулся подданным.

Собрав волю в кулак, Натали повернулась лицом к толпе и тоже улыбнулась. Король вложил ее холодную, как лед, ладонь в руку Кадира.

— Мой народ, — взволнованно произнес король. — Я даю вам моего сына и его невесту, будущих короля и королеву. Пусть их жизнь пройдет в радостном служении нашей стране и пусть они будут награждены детьми, которые продолжат вековые традиции. Я прошу вас подарить им свою любовь и свою преданность, также как они отдадут вам свою. Мой народ, принимаете ли вы принца Кадира как вашего будущего короля и его невесту Натали Карини как вашу будущую королеву?

— Принимаем! Принимаем! — взревела толпа в один голос.

Глас народа, прогремев на площади, должно быть, эхом пронесся по всему острову, подумала Натали. Ее переполняло чувство общности с этими людьми внизу. Она была частью их, а они частью ее в той мере, в какой ни король, ни тем более его сын никогда не могли бы стать. Она рождена среди них и среди них выросла. С этой минуты и до конца своих дней она посвятит свою жизнь служению своей стране.

Толпа уже ревела от восторга.

— Поцелуйте! Поцелуйте ее, Ваше высочество! Поцелуйте вашу невесту!

Кадир наклонился к ней. Натали вздрогнула и отшатнулась, словно была шестнадцатилетней девственницей, а не зрелой двадцатидевятилетней женщиной. Его пальцы с силой сжали ей руку, зеленые глаза сверкнули предупреждением, и твердо сжатый мужской рот коснулся ее губ. Как непохоже было это сдержанное прикосновение на их страстные поцелуи в отеле!

— И еще одно, — продолжал король, с трудом различая собственный голос в реве толпы. — В подтверждение нашей радости видеть Натали женой моего сына, мы хотим публично сделать ей подарок.

Графиня и первый министр вышли на балкон, держа в руках кожаную шкатулку с драгоценностями.

Глаза Натали заболели от сияния солнечного света, отраженного в алмазных гранях.

— Эти бриллианты были подарены моей любимой первой жене королеве Софии, — взволнованно произнес король. — После ее смерти я держал их под замком, не желая видеть на другой женщине. Но сегодня, сегодня я верю, что их с полным правом может носить невеста моего сына, Натали.

Натали наклонила голову и невольно вздрогнула от холодного прикосновения тяжелого алмазного ожерелья.

— Кадир, — король обернулся к своему сыну, указывая на кольцо с огромным бриллиантом, лежащее в шкатулке.

Кадир взял кольцо и посмотрел на нее. Взгляд его зеленых глаз выражал столько презрения, что Натали покраснела.

— Дайте ему надеть кольцо, — прошипела ей на ухо графиня.

Отведя взгляд в сторону, Натали повиновалась. Ее тонкая рука выглядела странно беспомощной на его большой ладони. Кольцо, которое он держал между пальцами, казалось, сияло злорадным блеском. Натали чувствовала, как горит ее лицо. Больше всего на свете ей хотелось просто развернуться и уйти. Но слишком поздно. Надев кольцо, Кадир поднял ее руку вверх, чтобы показать толпе.

Шум одобрения был оглушающим. Король Джорджио не скрывал своей радости. Натали не осмеливалась поднять глаза на Кадира. Ее сердце тяжело билось от страха перед тем, что ее ожидало.

Но поздно сожалеть о случившемся. К тому же ведь не одна она участвовала в маленьком предсвадебном приключении. Но у нее не было никаких реальных объяснений тому, что случилось, никаких причин, чтобы сделать произошедшее более приемлемым. Если только не сказать ему правду. Какую правду? Что она была настолько переполнена желанием, что все остальное для нее просто перестало существовать? Неужели ее будущего мужа обрадует эта новость?

Когда же все это закончится, устало думала Натали. Она и представить себе не могла, когда графиня сообщила, что за церемонией на балконе последует официальный прием, что ей придется все время стоять рядом с будущим мужем. Кадир не отпускал ее от себя ни на шаг.

Ее голова раскалывалась, и она едва могла двигаться — благодаря конструкции этого чертового платья и изрядного веса королевских украшений.

Кадиру не было никакой необходимости говорить ей, что он о ней думает. Взгляды, которые он время от времени бросал на нее, были яснее всяких слов. Но какое право он имел судить ее? В конце концов, они оба получили то, что хотели. Правда, какой смысл теперь махать флагом равенства? В династических браках испокон веков существовала огромная разница между моральным законом для мужчин и женщин. Исторически сложилось, что мужчина, обладающий властью и положением, женился на девственнице — в таких случаях было гарантировано, что ребенок, появившийся через девять месяцев или чуть позже, был бы его ребенком. Наибольшие надежды возлагались на первенца. Несмотря на все изменения в мире за последние пятьдесят лет, на Нироли все осталось по-старому.

Кадир наверняка рассчитывал, что женщина, носящая его имя, будет принадлежать только ему. Натали это было так же ясно, как если бы он это сказал. И самая большая ее ошибка заключалась не в том, что она сделала, а в том, что она не потрудилась навести справки о своем будущем муже, прежде чем соглашаться на этот неестественный брак.

Их брак, как она уже понимала, не будет просто браком по расчету между двумя людьми, разделяющими идеалы друг друга. Даже без Венеции он не счел бы ее достойной стать его женой. Ее губы скривились при мысли о том, что, несмотря на всю его физическую силу и сексуальность, Кадир разочаровал ее. Он явно считал ниже своего достоинства брать себе в жены женщину, которая не была девственницей.

С детства привыкшая к самостоятельности, Натали всегда делала свой выбор сама и извлекала уроки из неудачного опыта. До Венеции у нее никогда не было отношений, о которых она бы сожалела или которых стыдилась. Она была взрослой женщиной и сама решала, во что ей верить, внутренним чутьем угадывая, что ей нужно, а что нет. Она всегда знала, что отрицание сексуальных потребностей — такой же грех, как и распущенность. А разве можно ее обвинять в распущенности? Единственный раз, когда она нарушила свои моральные принципы, был случай с Кадиром, но как она могла заставить его в это поверить ради их брака и ради будущего Нироли?

И вот они стояли рядом, принимая поздравления от гостей, соединенные рукой короля. Но в их сердцах уже поселилось подозрение и недоверие друг к другу.