Мимо денег - Анатолий Афанасьев

— Ничего не прикололась. Ты когда вошел, у меня аж в печенке екнуло. Если хочешь знать, до тебя еще три парня клеились, я всех отшила.

— Чего же тогда ломаешься?

— Славик, я не ломаюсь. Как ты не понимаешь? Нельзя сразу. Так только давалки делают. И ты будешь думать, что я давалка.

— Зачем думать? Я и так знаю, что все бабы одинаковые. А те, кто крутит, самые подлые. Любого пацана спроси, то же самое скажет.

— Видишь, я для тебя как все. — В голосе девушки проступили слезы. — Не хочу, как все.

Разговор в десятый раз пошел по замкнутому кругу, но Славик не сдавался. Его терпению мог позавидовать весь россиянский народ.

— Какого хрена тогда поперлась в этот бар? Туда за конфетами не ходят.

— Славик, я же объясняла. Да, надоело быть белой вороной. У нас в классе я одна такая. Все девочки давно живут с парнями. Я подумала… Но я же не знала, что влюблюсь.

— Вот это номер! Значит, если бы я тебе не понравился, все было бы иначе?

Девушка тяжко вздохнула.

— Наверное, это нелепо, но это так.

— Почему же отшила тех троих?

— О-о, ты их не видел. Пьяные, вонючие козлы.

Если бы молодые люди не были так увлечены выяснением отношений, то, возможно, услышали бы шорох и звук хрустнувшей ветки неподалеку в кустах, но они не услышали. Славик эффектным щелчком отправил окурок в кусты, без особой надежды привлек девушку к себе.

— Замерзла?

— Немного… Ой, у тебя борода колючая, как у моего папочки.

— Он что, не живет с вами?

— Почему ты так решил?

— Первый раз вспомнила, а то все — мамочка, мамочка…

Девушка вынырнула из его объятий.

— Знаешь, это наше семейное горе.

— Да?

— Папочка алкоголик. Что он есть, что нет. Мы его трезвым не видим.

— Дело житейское, все нормальные мужики пьют. Какое же это горе?..

— Это верно, но раньше не пил, когда работал. Если только с получки. А когда завод прикрыли, ох как крепко взялся! Ни дня без бутылки. И денег ни копейки не дает.

— На что же пьет?

— О-о, на это находит. У них же целая компания. По помойкам шарят, бутылки сдают. Так жалко его бывает… Папочка хороший, добрый. Но слабый. Сломала его жизнь.

Тут Славика осенила блестящая мысль, и он удивился, как это она раньше не пришла к нему в голову.

— Небогато живете?

— Откуда ему взяться, богатству-то? Мы же не воры.

— Послушай, киса. — Славик запалил новую сигарету, подыскивая слова, чтобы не прозвучало обидно. — А ведь ты могла бы прилично подрабатывать. Понимаешь, о чем базар?

— Еще бы! У нас многие девочки этим занимаются.

— И что? Клевых клиентов хоть завтра могу подобрать. Хотя сразу скажу, конкуренция сейчас большая. Но у тебя фигурка и все такое… Опять же за целину, если не врешь, можно слупить пару штук. Все в рамках закона.

— Я думала об этом, — призналась девушка. — Но как-то противно.

— Чего тут противного? Не противнее, чем помойки чистить.

— Мужчины так говорят, потому что сами не пробовали.

Славик дал ей прикурить. Прошелестело в кустах совсем рядом, и на сей раз он услышал, подумал: не ежик ли продирается?

— Не того боишься, детка, — заметил наставительно. — Для тебя страшнее кошки зверя нет. Запомни: каждый человек сам решает свою судьбу. Чтобы выиграть, надо на кон что-то поставить. Подумай об этом.

— Ага, а если надругаются? Как тогда дальше жить?

Славик ответить не успел. Сзади его зацепила невидимая рука, будто лиана обвила горло, с хрустом позвонков перекинула через спинку скамьи, и он, не успев ничего понять, хрястнулся затылком о землю и потерял сознание. Зато Натали увидела над собой поросшую щетиной рожу, заслонившую часть неба, где сияла Полярная звезда. Она хотела встать, но не смогла и не успела. Чудовище склонилось над ней и неспешно обнюхало, обдавая смрадным дыханием.

— Пожалуйста, ну пожалуйста… — пролепетала девочка, надеясь мольбой преодолеть кошмар.

— Не ори, — насмешливо проскрипел губастый рот. — Никто не поможет.

В ту же секунду она ощутила себя лежащей на влажной траве, на спине, в разорванном платье. Чудовище расположилось у нее на животе, впилось зубами в сосок, зачмокало и заурчало. Невероятным усилием она попыталась сбросить с себя волосатую тушу, но это походило на то, как если бы мышка порывалась выскользнуть из-под придавившей ее чугунной плиты.

— Не ворошись, — урезонил скрипучий голос. — Лежи тихо. Иначе вкус не тот.

— Кто вы?

— Я дефолт. Слыхала про такого?

Теперь она уверилась, что это действительно всего лишь кошмар, и постепенно начала убывать. Душа ее испуганно взметнулась и повисла на березовой ветке. Уже оттуда, сверху, наблюдала, как волосатик добрался до худенькой шеи, ловко перекусил вену и алая девичья кровь, точно из открытого краника, хлынула к нему в пищевод. Умирать оказалось вовсе не страшно, даже забавно, тем более что за собственной смертью она подглядывала со стороны. Потом увидела Славика и пожалела его. «Ох, лучше бы поехали к нему домой», — подумала она.

…На другой день в общегородской милицейской сводке происшествий появилось короткое сообщение: «…В зоне Лосиноостровского парка обнаружены два трупа: мужчины 25 лет и девушки 14–15 лет. Предположительно: оба стали жертвами изуверского нападения. Имеются следы пыток и специфического надругательства. Личности потерпевших устанавливаются…»

Просыпался трудно, как всегда, а ночь вроде не спал. Глянул на себя в зеркало в ванной, все шестьдесят семь прожитых лет поддразнили оттуда — морщинами, залысинами надо лбом, серыми мешками под глазами, запавшими щеками, мутными хрусталиками. К привычным болям в это утро добавились две новых: в печени покалывало и левое колено сгибалось с каким-то подозрительным пощелкиванием. Организм изнашивался не по дням, а по часам.

Пока жевал овсянку, пил кофе со сливками, сознание немного прояснилось. По огромной четырехкомнатной квартире прошел в кабинет, зябко кутаясь в махровый халат. Уселся в кресло возле телефона, достал сигарету, но не прикуривал, тянул время до первой сладкой затяжки.

Ровно в девять предстоял важный звонок. Чем глубже он анализировал ситуацию, тем больше склонялся к мысли, что чересчур тесный (деловой!) контакт с Трихополовым был скорее всего ошибкой. Но говорят же: знал бы, где упасть, соломки бы подостлал. Да и выбор у Ивана Савельевича невелик. Род занятий, а вернее, круг клиентов-пациентов, с которыми на закате жизни судьба нагадала тесно соприкасаться, вынуждали соблюдать некие экзотические условия, принимать соответствующие предосторожности. На каком-то этапе своей нынешней деятельности он пришел к выводу, что ему необходим надежный покровитель, или, оперируя новорусскими понятиями, крыша. С Трихополовым он познакомился на одной из скучнейших тусовок в Доме кино, куда, как обычно, слетелся весь столичный бомонд. Иван Савельевич считал необходимым иногда заглядывать на подобные мероприятия, чтобы поддерживать реноме светского человека, приближенного к верхам. Украдкой поглядывая на часы, он стоял с коктейлем в руке, приветливо раскланиваясь со знакомыми, удерживая на лице рассеянную полуулыбку, означающую, что он вполне доволен своим пребыванием здесь, среди своих, среди тех, кто в любом месте покоренной державы чувствовал себя победителем. Слегка поташнивало от духоты и большого скопления перевозбужденных людей, хотелось поскорее добраться до своей уютной кровати, до открытой на интересном месте книги Зураба Катарашвили по космической психиатрии, и даже вызывающие взгляды красивых женщин, а их тут было полно, не пробуждали в нем никаких эмоций. И вот, когда уже собрался уходить, посчитав, что с лихвой отбыл светскую повинность, к нему подступил импозантный господин весьма примечательной наружности. На вид лет сорока пяти — пятидесяти, с чертами лица, в которых причудливо перемешались восточная смуглость с ее сумрачной печалью и простодушная славянская рыжина, напоминающая о степных просторах и томительных ночевках под открытым небом. В иссиня-черных глазах светилась мудрость человека, которому уже не раз удавалось заглянуть по ту сторону бытия.