Секрет моей любви - Сандра Мэй

Они поедут на побережье и будут строить замки из песка. Купаться. Смеяться. Интересно, сколько времени уйдет на то, чтобы Кончита привыкла к ней?

Любовь к ребенку помогла ей выжить в тюрьме. Болезнь помогла понять самое главное: ничто на свете не имеет значения, только ее ребенок.

Трудности еще впереди. Им с Филом и Кончитой предстоит по морю добраться до побережья Португалии, а затем пересечь всю Европу, и только после этого вернуться в Америку. Во время этого путешествия она будет играть с девочкой, читать ей, рассказывать сказки. Кончита полюбит ее, обязательно полюбит.

Маршрут был выверен по карте. Фил лично разведал все пути отхода и обнадежил ее. Теперь все дело в ней самой. Она должна быть сильной. Если она заболеет.

— Ты выглядишь так, будто вот-вот развалишься на части. Думаю, кафе не является самым удобным для тебя местом в данный момент.

— Ты прав, гостиница подошла бы куда лучше, но мне нужно экономить.

Она прогнала от себя видение мягкой кровати, чашки кофе и горячей ванны.

— Тогда доверься моему вкусу. Если не понравится, позвонишь своему адвокатишке.

Она вздохнула и прикрыла глаза. Через некоторое время почувствовала его взгляд, слабо пошевелилась и подняла отяжелевшие веки. Рауль поспешно отвел глаза.

— Поспи. Я тебя разбужу, когда приедем.

Она бы поспорила, но веки снова налились свинцом. И все же сквозь опущенные ресницы, борясь с наплывающим сном, Саманта смотрела на Рауля, не могла больше не смотреть: классический профиль, орлиный нос, густые ресницы, черные глаза, чувственный рот. Он был в рубашке с коротким рукавом, выгодно подчеркивавшей его прекрасную мускулатуру.

Невозможно красив. Нет, не просто красив — чертовски привлекателен. Он притягивает ее даже сейчас, после стольких лет обид и унижений. Она не забыла…

Кончита совсем рядом, только руку протяни. Она добьется своего, обязательно добьется, только надо быть осторожной. И внимательной. Зачем он заботится о ней? Почему бы не отвезти ее в тот отель, который он так язвительно описывал?

Саманта заснула. Во сне ее руки были беспомощно прижаты к сердцу, словно закрывая рану, нанесенную каким-то невидимым орудием…

Рауль знал, что это за орудие. Кончита. Ее дочь. А нанес эту рану он. Рауль тряхнул головой. Надо помнить, что она не успокоится, пока не нанесет ответный удар. Тем же самым оружием. Кончита.

Он не имел никакого права разлучать мать и дочь. Никакой суд не согласился бы с этим. Даже бумаги на опекунство ему — ему! — выдали с очень большим трудом.

Саманту не лишали родительских прав. У нее должны были остаться средства на счете. Ей принадлежал дом Карлоса в Барселоне. Все формальные признаки были соблюдены.

Единственная его надежда была на то, что Саманту можно было бы обвинить в неадекватном поведении. Другими словами, в сумасшествии.

Он бросил на нее короткий взгляд, стараясь не смотреть на полную грудь, мерно вздымавшуюся под тонкой тканью. Он хотел ее. Очень. Но об этом придется забыть.

В один прекрасный день Саманта попытается похитить Кончиту. Маленькая девочка в компании двух взрослых и чужих для нее людей пересекает Европу. При этой мысли на скулах Рауля заходили желваки.

Колман — негодяй. Он не доверяет ему ни на грош.

Саманту надо держать подальше от девочки. Он должен быть уверен, что она не сможет добраться до малышки.

Неожиданная мысль заставила сердце забиться чаще, кровь ударила в виски. У него есть идея. Прекрасная идея. Одним ударом он убьет сразу нескольких зайцев.

Ведь и у него есть оружие.

Секс.

— Здесь очень красиво.

Саманта с восхищением оглядывалась кругом. Вилла и в самом деле была хороша. Деревянный дом. Добротная старинная мебель. Софа так и манит раскинуться на ее подушках. Мягкие кресла. Саманта вздохнула.

— Я приготовлю чай, а потом мы поговорим, ладно? — неожиданно дружелюбно предложил Рауль.

— Отлично. Чай — это замечательно. Я пока позвоню Филу.

Ей самой не понравились извиняющиеся нотки в голосе. Потом она застыла, глядя в спину Раулю. Очень красивую, надо сказать, спину Прямую, широкую, мускулистую.

— Где-то были остатки шоколадного торта, если хочешь.

Он все так же великолепно сложен. Как раньше. Раньше…

Она заставила себя отвернуться и подумать о чем-нибудь другом. Например, с том, где она, собственно, находится. Что это за место? Саманта задумчиво присела у небольшого мраморного стола, на котором стояли чайник и чайные чашки, а также несколько заварочных чайничков самых разных форм и расцветок. Она повертела один из них в руках. Китайский.

— Рауль! Это твой дом?

Он обернулся к ней с улыбкой, заставившей ее сердце забиться чаще.

— Мой. Только я живу не здесь.

— В каком смысле?

Он не ответил, и Саманта продолжала размышлять об этом, пока он раскладывал найденный торт на тарелочки, разливал чай по чашкам. Так по-домашнему…

Рауль сел напротив. Саманта бросила взгляд на его мускулистые смуглые руки, спокойно лежавшие на скатерти, и против своей воли неожиданно ярко представила, как он обнимает ее. Как раньше. Она вспомнила их встречу и пожатие его сильной руки. Голос предательски задрожал, когда она задала абсолютно идиотский вопрос:

— Надеюсь, это не тайное прибежище твоей любовницы?

— Моей… кого?

Глупо, но она почему-то была уверена, что он не прочь именно ее сделать этой самой любовницей. Снова. Почему бы нет? Когда-то им было хорошо вдвоем…

Тело заныло от воспоминаний, и синие глаза подернулись дымкой. Только по чистой случайности Саманта зацепилась взглядом за взгляд Рауля…

Он тоже это помнит, в панике подумала она, встретившись с ним взглядом. Саманта торопливо выпалила:

— Рауль, я не знаю, зачем ты меня сюда привез, но если затем, чтобы… чтобы…

— Чтобы — что? Почему бы не рискнуть?

— Рискнуть? Ты о чем?

— Я о торте, — его безмятежная улыбка была воплощением невинности. — Я имел в виду только торт, а ты?

Она смешалась. Вряд ли она ошиблась. Желание в мужском взгляде она еще способна распознать. Особенно во взгляде Рауля. К тому же Рауль всегда был уверен, что стоит ему поманить пальцем практически любую женщину, как она тут же примчится выполнять его требования. Наверняка он учел и то, что несколько лет она была лишена общества мужчин, а значит, по его мнению, изголодалась по мужскому вниманию. Ну и наконец, он и прежде использовал ее исключительно для получения сексуального удовлетворения, горько подумала она.