Корни гор. Битва чудовищ - Елизавета Дворецкая

– Помнишь, что я говорил? Что этот человек не внушает доверия? – настойчиво повторил Гельд. В награду за подвиги он мог себе позволить хотя бы это удовольствие.

Далла несколько раз кивнула. Сейчас она согласилась бы подтвердить что угодно.

Полная луна ярко освещала площадку на вершине Раудберги, и оттого она казалась неоглядно-огромной, как целое озеро лунного света. Вчера ночью и сегодня весь день и вечер до самой полуночи небо было затянуто тучами, но сейчас они разошлись, точно для Солнца Умерших раскрылись ворота. Да, так и должно быть. Так говорили. В полночь полнолуния над вершиной Раудберги всегда ярко светит луна.

Кар Колдун стоял в воротах святилища – в промежутке между двумя высокими стоячими валунами, где кончалась тропинка, по которой он сюда поднялся. После долгого подъема тщедушный колдун запыхался, но близость к богам придавала сил и ему. То, что он вообще сюда добрался, обнадеживало. Ведь рассказывали, что неугодных ей Раудберга не допускает до вершины и они до зари все плетутся и плетутся по тропинке на склоне, плутают между скал и валунов и к рассвету оказываются там же, где и начали подниматься. Он же дошел. Прижимая руку к груди, Кар с гордостью смотрел на черные валуны площадки. Добравшись до них, он уже как бы стал вровень с ними.

Под серебряными потоками лунного света на боках черных валунов проступали руны – древние руны племени великанов, которых никто из живущих ныне людей не знал. По ним перебегали голубоватые, зеленоватые неверные искры, таинственные знаки казались живыми: они перемигивались, шептали, излучали свою собственную непостижимую силу. Кар медлил, не решаясь покинуть ворота и шагнуть в это озеро лунного света. Казалось, только ступи – и утонешь. Там твердый камень, в нем не тонут, убеждал себя Кар, но все же немало времени прошло, пока он осторожно прикоснулся ладонью к одному из камней, точно прося позволения. Холодный камень промолчал. Кар шагнул на площадку вершины.

Нужно дойти до самой середины. Там чернело пятно от старых жертвенных костров, хорошо заметное в белизне подлунного камня. Как знать, когда разложили первый из этих костров, кому посвятили, кто служил жрецом, а кто – жертвой. В первые века, пока люди оставались слабы и несведущи, бились кремневыми топорами, не знали рун и не умели обрабатывать железа, великаны приносили их в жертву богам, как сейчас люди приносят в жертву баранов и бычков. Тем же богам, что сотворили их. Ведь и сами боги – из рода великанов.

Кар медленно шел через слепящую белизной площадку, не сводя глаз с черного пятна. Казалось, жертвенный круг незаметно скользит назад и расстояние до него не уменьшается. Голова кружилась, подлунный камень казался скользким, как лед. Надо спокойнее… Священная гора не отвергнет его у последнего предела…

Он нес на плечах связанного черного ягненка, но ему казалось, что жертва – он сам. Страха не было. Гора великанов не отвергла его, она принимала, она затягивала человека все глубже в священное пространство и подчиняла себе, наполняла собой мысли и дух, изгоняя все чуждое ей. Вступив в это лунное пространство, даже бросив на него первый взгляд из-за границы валунов, Кар стал совсем другим человеком. Все те чувства, с которыми он сжился – досада, гнев, зависть, враждебность, – остались за черными камнями. К середине святилища шел новый Кар – сильный, спокойный, уверенный, мудрый, даже добрый. Вернее, не желающий никому зла. Нежелание зла еще не есть доброта, но ведь и те высшие силы, к которым он пришел воззвать, добры именно так. Они делают свое неспешное дело, не замечая суетящихся смертных и никому из них не желая зла.

Наконец граница черного круга придвинулась к его ногам. Кар остановился, снял с плеч ягненка и положил его в самом центре святилища. Потом вынул из-за пояса нож. Этот нож он считал своей самой большой драгоценностью: его взяли из случайно найденной могилы какого-то старого колдуна, чей дух долго не давал покоя округе. Кару стоило немалого труда его заполучить, но именно потом то дерево, которое он точил пятнадцать лет, наконец упало. Часть силы умершего колдуна перешла к нему, и Кар верил, что сегодня увеличит ее многократно.

Кровь ягненка под лунным светом казалась совсем черной. Она широко растекалась по камню и пропадала, впитываясь в него, как в сухую землю. Вот отчего так черен этот круг: не уголь костров, а сама жертвенная кровь задержалась в нем. Кровь бесчисленных жертв бесчисленных поколений. И с каждой каплей этой крови древнее великанье святилище копило силу. Тот, кто добавит каплю крови, получит в обмен каплю силы. Так устроен мир: на дар жди ответа, на дело – воздаяния.

Ягненок был мертв. Теперь Кар остался тут совсем один. И в то же время все пространство вокруг него наполнилось жизнью. Она откликнулась, разбуженная горячей кровью жертвы, и колдун еще яснее ощутил ее присутствие. По свежему воздуху, прохладному и плотному, пробегали беспорядочные слабые волны – это дышали священные камни. Кар оглянулся один раз и больше не посмел: вокруг высились огромные черные валуны, и все они смотрели на крошечного человечка в середине огромной площадки, как безмолвные, безглазые лица. Они ждали.

Дрожащими руками Кар снял с шеи свой мешочек с рунами. Страха он по-прежнему не ощущал, но эта сила, живущая здесь, уже напитала каждую жилку его тела, и ей стало тесно внутри. Кар ощущал себя сильным, как великан, зорким, как Один, единственный глаз которого видит все тайны вселенной. А вселенная была так близка: огромный океан мрака, окруживший Раудбергу, – земля, безмолвная и глухая; огромный океан темной синевы за серой стеной облаков – небо. Ему требовались посредники, чтобы услышать голос неба. И такие посредники нашлись – двадцать четыре ясеневые палочки, которые сам Один дал людям, чтобы они могли выйти из мрака и приблизиться к богам.

Вытащив из-за пазухи белый платок, Кар постелили его в середину черного круга, обратив четыре угла к четырем сторонам света. Платок сразу намок от крови, сквозь белую ткань проступили темные пятна. Кар развязал мешочек.

– Зову вас, норны, девы судьбы, – хриплым, чужим голосом произнес он, этот звук показался ему здесь неслыханной дерзостью. Но он должен был говорить: трусам нечего делать в заповедном святилище. – Зову вас, Прошлое, Настоящее, Будущее. Зову вас, Урд, Вёрданди, Скульд.

Кар опрокинул мешочек над платком. Руны просыпались с тихим значительные шорохом. Кар поднял праву руку, чтобы перемешать их, и вдруг замер.

Он сам не знал, что заставило его поднять голову и посмотреть на край площадки. Между двух валунов появилось что-то маленькое и темное.

Это было живое существо. Кар застыл, скованный ужасом и трепетом, не в силах даже вздохнуть. Неведомое существо медленно приближалось, и лунный ветер трепал полы темной одежды. Оно не шло, а плыло по озеру золотистого сияния; его породили эти камни и этот свет. Это был сам дух святилища на Раудберге. Тянуло вскочить и бежать отсюда, пока не поздно: почему-то это маленькое, не выше человеческого роста существо вселило в колдуна больше благоговения и ужаса, чем все святилище с его молчащими валунами и черным жертвенным кругом. Валуны молчали, а дух Раудберги явился, чтобы говорить. Вся сила, рассеянная в воздухе, собралась в нем, как в кулаке, и сама ее близость грозила раздавить.