Под потолком небес - Валентина Седлова

— И что дальше?

— А что дальше, я одному сумочкой по зубам отвесила, второй мне руку едва не сломал. Хорошо хоть наши ребята вмешались, отбили меня. Так те так разозлились, что куда деваться! Даже служба безопасности отеля вмешалась, чтобы их выдворить. Пришлось мне резво линять из этой гостиницы в другую, менять тур, с переплатой, естественно, и так далее.

— А после этого хоть отдохнула?

— Какое там: сидишь и ждешь, вдруг снова их морды появятся. Как на иголках последние дни провела. Только сигареты и спасали.

— А сейчас тогда чего куришь?

— Мне так легче. У меня же помимо этой злосчастной поездки еще и Эдик фортель выкинул такой, что мама не горюй! Теперь сижу и думаю, послать его сразу или пусть помучается, скотина безрогая?

— А он чего?

— Да иду тут на днях по Арбату, и тут вижу — он, с одной крашеной кралей в летнем кафе устроился. Я само собой туда же зашла, села в уголок. Пью кофе, никого не трогаю. И слушаю, что он ей втирает. Слышно, правда, плохо, да еще музыка глушит, но кое-что до меня долетало.

— Ну, рассказывай, не томи!

— В общем, выясняется, что он — свободная творческая личность, не обремененная обязательствами ни перед одной женщиной. Но ради «его птички» он готов пересмотреть свой холостяцкий образ жизни, и прочее, и прочее. Минут через двадцать мне всю эту дребедень слушать надоело. Скандал на потеху публике закатывать не хотелось, поэтому ушла я оттуда, как и пришла: по-английски. Тем более что вечером мы с Эдиком вроде как собирались встретиться.

— Встретились?

— Угу. Встреча была — просто зашибись! Звонок в дверь, заходит этот красавец и с места в карьер: «Одолжи тыщ пять». Я ему, с какой, мол, радости, иди у родителей проси. А этот засранец начал мне выговаривать, какая я жадная, даже для самого близкого человека денег найти не хочу. Распинался минуты три. Тут я уже не выдержала, спрашиваю его, не для одной красноволосой ли девушки понадобились столь значительные средства. Что тут началось — это просто Содом и Гоморра. Даже отрицать ничего не стал. А я, оказывается, — подлая шпионка и вообще полная дрянь, которая его никогда не понимала.

— И после этого ты все еще думаешь, что с ним делать? Гнать его в шею, да и вся недолга.

— Тут не так все просто. С одной стороны, на хрен мне такой альфонс сдался. А с другой стороны — любовник он классный, это у него не отнимешь. Где я, спрашивается, другого такого же найду, а? Уже вторую неделю одна сплю, так просыпаюсь как мокрая кошка. И сны все о том снятся, как мы с ним любовью занимаемся. Как только глаза закрою, так и начинается.

— А ты бы попробовала с кем-нибудь другим. Сама же знаешь: клин клином вышибают.

— Да пробовала уже, и не раз. Не то, и все тут. Как если бы после настоящего грузинского вина тебе дешевого портвейна налили, да еще и спиртягой бы разбавили. Тьфу, даже вспоминать противно.

— Тогда терпи.

— Терпение не относится к числу моих добродетелей. Уж кто-кто, а ты должна об этом знать, как никто другой.

— Да, это точно. А ничего другого все равно не остается. Попробуй каким-нибудь делом заняться. Или на шейпинг запишись. Там энергии столько теряешь, что о сексе уже даже думать не хочется. А по утрам и вечерам бегай вокруг дома. Или в парк отправляйся. По крайней мере, будешь знать, что ведешь здоровый образ жизни.

— Ты сама-то соображаешь, что говоришь? Я — и бегать? Да скорее солнце на землю упадет, чем это случится. Спорт не для меня, я для этого слишком ленюсь и себя люблю. У меня единственный вид спорта — это секс, а все остальное — это не мое. Даже пробовать не хочу. Бр-р.

— Слушай, не циклись ты на этом, никогда не поверю, что из-за парня можно так убиваться. Я уже третий месяц на голодном пайке, и то ничего.

— А что, твой местный Отелло от тебя отвернулся?

— Если бы так! Просто не успел из больницы выписаться, чтобы со мной встретиться. Кто-то его отделал, как следует, теперь лежит, кости сращивает и нутро свое отбитое залечивает. Да не вернусь я к нему, это решено, что я там забыла, спрашивается?

— Давно пора. Честно говоря, никогда тебя не понимала в отношении этого пещерного человека.

— Да я сама себя тоже не сильно понимала. А тут взвесила все и решила: больше он ко мне не прикоснется, слишком честь велика. Кстати, Дашка, я хочу попытаться остаться в Москве, то есть найти хорошую работу, снять квартиру. Как думаешь, получится?

— А почему бы нет, тем более что этого следовало ожидать. Голова у тебя варит нормально, руки тоже не из задницы растут. Покупай газету «Ищу работу» и вперед.

— А как же деканат?

— Смотри сама. Либо дорабатывай здесь последний год, а потом устраивайся на новую работу, или делай это прямо сейчас. Но я бы на твоем месте не сильно торопилась уходить. Мало ли чего: еще декан на тебя обидится, оценки экзаменационные тебе подгадит. Тут наперед не угадаешь.

— Я как-то об этом не подумала.

— А что, возвращаться в родимые Пенаты уже желания нет? Или с Петенькой пересекаться не хочется? С чего ты так резво решила в Москве обосноваться?

— Тут много чего. И Петенька, и папенька.

— А папенька чем тебе не угодил?

— Он мне работодателя нашел и жениха. В одном лице. Хочешь испытать рвотные спазмы — без проблем, только взгляни на эту распухшую лягушку. И вообще — мое дело на машинке стукать и детей рожать мужу и боссу. Я и сказала отцу все, что думаю по этому поводу. Он, конечно, обиделся, не без того. Ой, слушай, это все ерунда на самом деле, мне отец тут такую новость подбросил, что ой-ой. У меня в Москве, оказывается, родная сестра живет!

— Да ты что!

— Мы с ней одногодки, даже внешне сильно похожи, если отцу верить. Как только со своими делами разберусь, поеду к ней в гости знакомиться.

— Да, вот это класс! Когда это он успел?

— Да в командировке. Кроме него и матери никто об этом не знал. Я и то случайно узнала: он сгоряча лишнего сболтнул, когда мы с ним разбором моей будущей жизни занимались, а я и прицепилась к словам. Пока из него все не вытянула — не успокоилась.

— Везет тебе. И родных трое, да еще и одна наполовину родная.

— А что твои тебе сестренку или братишку не сделали?

— Да маман всю дорогу страшный токсикоз долбил. Она о своей беременности с таким ужасом вспоминает, что даже как-то стыдно становится за то, что я как бы невольная причина ее страданий. Поэтому, родив меня, она посчитала, что теперь ее материнский долг исполнен на двести процентов, и больше она через это не пройдет ни за какие коврижки. Хотя тоже неплохо: все мне одной достается. А если маман будет скучно — собаку заведет или кошку. Куда как меньше хлопот, чем с ребенком.

— А где сейчас твои?

— Мать в Швейцарии на курорте, отец то у нее торчит, то в Германии. Очередной проект проталкивает. Трудоголик, он и в Африке трудоголик, как его не назови. Маман ворчит, что он ее одну бросает. Как раз вчера звонила, плакалась.