Шкатулка секретов - Андрей Лоскутов

– Я, наверное, чуть позже позавтракаю, – ответил Мет. – Мне что-то не хочется.

Он поднялся в свою комнату и лег на кровать, затем резко встал, вспомнив про прощальный подарок Криса, его дневник. Мет достал его из ящика и сев на кровать начал читать:

«День первый волосяной покров тела увеличился в два раза, мышцы стали сильнее, сегодня смог поднять небольшой фургон над головой;.

День второй, появилась тяга к мясным блюдам, одолевать постоянный голод, не смогу долго себя сдерживать;.

День третий, сегодня проснулся на пастбище старика Рейнольдса, как там оказался и что делал, не помню, выбравшись с фермы, вернулся к себе и обнаружил головы двух мертвых овец, похоронил их за домом;.

День четвертый, читал заметку в сегодняшней газете о пропавшей девушке, что делал ночью, опять не помню;.

День пятый, жажда крови стала сильнее, не могу с ней бороться, решил приковать себя наручниками к кровати, утром проснулся в лесу с оторванным наручником на руке, во рту был вкус крови;.

День шестой, ко мне сегодня забрел в гости молодой человек, вернее я нашел его в лесу без сознания, моя улучшенная волчья сыворотка была готова не знаю, что меня на это с подвигло, но я задернул рукав его футболки и сделал инъекцию пока он спал, прости меня парень, но я должен был довести свой эксперимент до конца».

Мет закончив читать, бросил дневник ученого на кровать и сев за письменный стол задернул рукав футболки и при ярком свете настольной лампы увидел след от укола. История Криса Ривена на этом месте заканчивается, но история Мета только начинается.

Роман

Этот большой, старый, грязный город всегда был пристанищем для всякого рода отбросов. Я ненавидел в нем все, его улицы, дома, а в особенности людей слоняющихся там и тут безо всякой на то причины. Он был похож на огромный муравейник без королевы, указывающей как жить и что делать. Эти люди лишь звенья одного большого механизма, в котором точно не хватает пары винтиков.

Меня зовут Дариус Мовсти, и я не всегда был таким лицемерным негодяем, каким меня сделала жизнь. Когда-то я был молодым мечтателем, хотевшим лишь одного. Как и мой отец служить в полиции, более того я хотел чтобы он мною гордился, мечтал переплюнуть все его достижения, жаль что в итоге он этого так и не увидел.

В одно из его ночных дежурств поступил вызов об автомобильной аварии в самом центре города. Он поехал туда, не задумываясь, как и всегда когда узнавал, что где-то кому-то угрожает опасность. В том районе в то время завелся маньяк, который охотился за полицейскими, их убийство доставляло ему особый интерес. Ведь убить полицейского не так-то просто, это не то, что убить не в чем не повинного безоружного человека. По приезду на место аварий, мой отец обнаружил груду обломков искореженной машины, в которой истошно кричала женщина, он попытался ей помочь. Но тут из-за угла выскочил тот самый маньяк на своем пикапе и на огромной скорости сбил его. Протащив моего отца добрую сотню метров на капоте своей машины, он резко затормозил, сбросив его на тротуар и злобно смеясь, укатил в неизвестном направлений.

Я был с ними в его последнее дежурство, хоть это и не положено, но он все-таки решил взять меня с собой, когда я признался ему что мечтаю, как и он работать в полиции. Он хотел показать мне как спасает человеческие жизни, но свою спасти не сумел. В тот самый день я поклялся, во что бы то не стало найти этого падонка и наказать.

В 25 я закончил школу полиции и пришел работать в тот участок, в котором всю свою жизнь проработал мой отец. Меня встретили в нем добродушно, кто-то сочувствовал, кто-то сравнивал меня с ним. Многие выражали надежду, что я превзойду все его ожидания.

Но, увы, этого не произошло. В одной из первых моих операций, мне и моему напарнику нужно было поймать одного из местных карманников, шныряющих в автобусах и метро. Мы загнали его в барак на окраине города, не зная о том, что у него в кармане был девяти миллиметровый глок. Он стал отстреливаться, и одна из пуль угодила моему напарнику в руку. Я, притаившись за стеной, ждал, когда у него кончаться патроны. И когда это произошло, я крикнул ему чтобы он вышел на свет с высоко поднятыми вверх руками. Он сделал, как ему было сказано, он вышел, он был безоружен и хотел сдаться. Я вышел к нему, пистолет был у меня в руке и тут палец на спусковом крючке задрожал от напряжения, раздался выстрел, и парень с треском рухнул на каменный пол. А я, остолбенев от неожиданности, остался стоять.

Он был безоружен, его расширившиеся от страха глаза с ужасом смотрели на меня, и когда раздался выстрел, он на секунду глянул на меня и его взгляд как будто говорил мне: – «За что? Я же уже сдался». Я в тот момент наверняка показался ему нещадным убийцей, хладнокровно наставившим оружие на беззащитного парня.

Затем, был суд, и как бы не старался вытащить меня адвокат, после признания мной вины, я был осужден на два года за непредумышленное убийство. В день суда все близкие отвернулись от меня, они говорили, что я опозорил имя своего отца, что я недостоин, быть Дариусом Мовсти. Моя невеста влепила мне пощечину прямо в зале суда, но все это не идет не в какие сравнения с тем горем, что я испытал при виде лица своей матери. Которая никак не могла поверить в то, что происходит вокруг. Я как будто оказался в западне, и мне казалось, что все настроились против меня.

Отсидев эти два года, я хотел вернуться к прежней жизни, не понимая, что путь к ней для меня теперь закрыт. Мать умерла от неожиданно разыгравшейся болезни, банк за долги отобрал у нас дом. У меня не осталось ничего кроме гаража оставленного отцом, земля под ним была наша, все долги были оплачены с продажи дома, так что на гараж никто не претендовал. Вернувшись, я поселился в нем, и проводил долги дни в одиночестве, заливая тоску алкоголем. И в один из таких дней, я чертовски надрался, мысли в голове поплыли и я, достав свой старенький кольт, решил, что пора отправляться, и передать привет отцу с матерью. Я взвел курок, нажал на спусковой крючок, но произошла осечка. Как будто кто-то не хотел моей смерти, как будто я кому-то был еще нужен. И я стал жить, не считая дни, прожигать свою искалеченную судьбой никчемную жизнь.

Сейчас мне уже сорок, это такой возраст, когда ты еще не совсем стар, но уже далеко и не молод. Ты уже многое в этой жизни повидал, видел даже такое, чего бы не захотел видеть обычный человек. Ты уже давно перестал верить в сказки, про рай и про спасение души. Сейчас ты осознаешь лишь одно, что единственное, что тебя ждет за чертой в конце пути это кусок вырытой земли и крышка деревянного ящика, из которого нет выхода.

Помню, как то в школе мы с одноклассниками хоронили воробья. Бедолага попал под наш школьный автобус, мы нашли для него маленькую коробочку из под обуви и, вырыв на школьном дворе небольшую могилку, опустили его туда и, присыпав ее землей преспокойно удалились. Как же мы тогда смеялись, представляя, где же он сейчас, этот воробей. Возможно, парит где-то под облаками в своем птичьем раю, где для него приготовлена куча всякой еды.