Жестокая гвардия неба - Дмитрий Градинар

– Я до сих пор ощущаю себя шлюхой, которую решили попользовать на всякий лад. А вы, значит, называете это встречей?

– Лафардж! К чему такие слова? – с наигранным удивлением произнес Кьюзак.

Он уже отошел от первого шока. Его взгляд из испытующе любопытного стал жестким, резко контрастируя с тоном сказанного.

В то время как Томпсон отправился к бармену, расплачиваться за разбитую посуду, Кьюзак осуждающе качал головой.

– У нас и прежде бывали подобные встречи. И вам как-то удавалось сначала разобраться во всем, а потом уже делать выводы.

Томпсон, красный как вареный рак, вернулся к столику, потирая лоб платком.

– Ну и напугали вы меня. Надо хотя бы предупреждать…

– Предупреждать? А не этого же самого ждут от нас на ближайшей ассамблее? – Лафардж развернулся на стуле, ткнув пальцем в сторону Кьюзака: – У нас. Никогда. Не было. Подобных. Встреч! – раздельно и весомо сказал он, будто рубил фразу ножом.

Наступило молчание. Томпсон повел плечами, все еще оглядываясь, не проявляет ли бармен излишнего любопытства? Ученый оставался сидеть вполоборота, с обвиняющим вытянутым указательным пальцем. А взгляд Кьюзака стал еще жестче. Теперь он прожигал этим взглядом профессора насквозь. Жест против взгляда. Такой раскол был страшнее всех разбитых чашек Лондона.

– Вам не кажется, профессор, что вы перешли некоторую границу, после чего…

– Должен уйти из Контрольной группы? Вы это хотите сказать? Я готов. Только вы перешли все остальные границы. И в заявлении об уходе я найду что сообщить по этому поводу.

– Ну вот… – совсем сник Томпсон и принялся массировать висок, – всего две недели до ассамблеи, а наш корабль готов пойти на дно.

– Уже утонул! Я жалею только об одном: что все это время был с вами!

– Послушайте, Лафардж! Вам не понравились предложения мистера Айронсайда? Ваше право. Но сейчас вы переходите на личности, а оскорбление…

– Ага! Вы успели получить какие-то предложения?

– Да идите вы к черту! – вконец разозлился Кьюзак. – Считайте, ваше заявление вместе с моим рапортом уже лежат в секретариате!

– Без проблем!

Со стороны Гайд-парка, с Выставочного бульвара, пробивались первые гудки авто. Скоро их звук станет громче, и квартал аристократов придет в движение. Откроются двери музеев, лимузины будут сигналить возле аукциона «Кристи». Но еще громче может оказаться скандал, связанный с некоторыми аспектами деятельности Контрольной группы, подумалось Кьюзаку, и он решил сменить тактику.

– Ну, хорошо. Допустим, вы сообщите в секретариат, что в Нью-Йорке имела место встреча нашей группы с представителем весьма темного инвестиционного траста, некоторые его участники даже фигурируют в списках Интерпола. Дальше что? Неужели вы думаете, что если бы мы, – он бросил взгляд на Томпсона, – если бы мы решили поступиться интересами группы, то стали бы брать вас на эту встречу? В услугах консультанта по науке, как вы поняли, мы не очень-то нуждались. Это первое.

Лафардж пытался прервать речь Кьюзака, но тот пресек его попытку.

– Второе! Колебания биржевых котировок и давление Организации на инвестиционные фонды, в том объеме, в котором они запланированы, приведут к хаосу. К настоящему, а не мифическому, которого боитесь вы. Ах да! Вы же не сильны во всех этих биржевых штуках! Как и я не силен в вашей метеорологии.

Снова попытка прервать эту речь, и снова неудачная.

– Наконец, третье. Вы! Не я и не он… Только вы! – Хотя слова были обращены к Лафарджу, взгляд его сейчас сверлил Томпсона, которого Кьюзак привязывал к себе, одновременно напоминая, что они плывут в одной лодке. И Томпсон принялся кивать в такт словам Кьюзака. – Вы и ваш страх, профессор, вот что может оказаться опасным! И знаете, что я скажу? Я даже рад, что страх вырвался из вашего сердца! А если бы это произошло за день, за час до подачи доклада?

– Все биржевые обвалы полная ерунда по сравнению с тем, что может произойти. И вообще, я поражаюсь, как это надувательство еще не надоело миру? Стоило в Интернете появиться заметке какого-то шутника о том, что взорван Белый дом в США, мировые биржи тут же снизили котировки всех акций на один процент. Вот так, будто дети в песочнице, у нас играются с миллионами и миллиардами! Глупость под видом необходимости! Крах на бирже – это еще не крах всего человечества!

– Снова патетика! – парировал Кьюзак. – Вы, наверное, просто утомлены ночным перелетом.

– Еще смена часовых поясов… – попытался говорить примирительным тоном Томпсон.

– Подумайте, стоит ли брать на себя обязанности этакого вестника Армагеддона? Ну, напишите заявление. Кто же вам помешает? Последует разбирательство, в котором мы, – Кьюзак убедился, что Томпсон не перестал кивать, – мы сумеем убедить кого угодно в нашей правоте.

– Найдете еще одного Иуду? Сведете его с этим Сэмом Шоном Айронсайдом или с кем-то еще? И тот, кто придет вместо меня, окажется сговорчивей, да? Поймите, Кьюзак, перед нами поставлена задача, которую мы…

Теперь Кьюзак улыбался. Улыбнулся и Томпсон. Незаметно, в сторону. Какое теплое, хорошее слово! Как погода в субтропиках. Оно исключает любые противостояния. И оно произнесено. Мы!

* * *

Кьюзак облокотился о стол.

– Давайте с самого начала, профессор. И лучше без истерик. Наша задача – найти компромисс. И мы его, похоже, уже нашли.

– Компромисс между чем и чем? Между благополучием финансовых групп и интересами всего… всех…

Лафардж вертел головой, пытаясь найти поддержку Томпсона, но встречал только улыбку, и в его душе уже шевелился клубок сомнений. Произнести слово «человечество» ему так и не удалось.

– Именно, – поощрил профессорские старания Кьюзак. – Только нужно еще найти тех, кто завтра будет заботиться обо всех и обо всем.

– Завтра. Если оно наступит…

– Звучит, как название романа Сидни Шелдона. У вас всегда, наверное, так получается. Немножко фантазии, немножко знаний и… немножко чувств. А ведь нам предложили конкретный план. И, будьте уверены, в лице недавнего собеседника к нам обратилась далеко не единственная корпорация. Так бывает. Даже хищники и непримиримые враги иногда вынуждены объединять силы. Водяное перемирие, как в истории про Маугли.

Кьюзак задумчиво посмотрел куда-то вглубь сквера. Там появилась девушка – собачья няня, выводившая на прогулку трех белоснежных пуделей. Она озиралась по сторонам, опасаясь в столь раннее время встретиться с полицейским. Сквер оживал. Скоро он окончательно проснется и начнет прислушиваться к их разговору. Продолжить можно и по пути в офис.

– Пойдемте, профессор. Я не буду обижаться, если вы дадите слово держать свои эмоции в узде. Последняя неделя доконала всех. Наводнения, где их и вовсе быть не должно. Шесть тайфунов, один за другим. Ситуация в Антарктиде, ситуация в Нидерландах, ситуация, ситуация… Еще немножко, я и впрямь поверю в существование ящика Пандоры. И в то, что какой-то не слишком удачливый Индиана Джонс умудрился его расколупать. Не будем ссориться. Договорились?