Эпохи холст – багряной кистью - Александр Плетнёв

– А если японец на сближение пойдёт, поскольку не добился результатов на дистанциях? Не стоит ли нам тогда плавно уклоняться? Дабы уберечь корабли от сильного огневого воздействия, серьёзных повреждений по корпусу и, главное, сохраняя мелкую артиллерию, которая нам понадобится от ночных атак миноносцев. Тем самым дождавшись ночи, мы ложными поворотами и удержанием высокой скорости оторвёмся от неприятеля.

– Уклоняться – сие будет нежелательно – оттеснит нас с курса… – как можно авторитетней заявил Матусевич, тут же расставив на столе из обеденных принадлежностей примерный ход эскадр, задвигал условными манёврами, – а вот если бы нам навстречу поворотом «вдруг» на два-три румба, таранным… Отвернёт японец, как пить дать.

Но если не рисковать, следуя генеральным курсом, то разумею, догнавшего нас врага следует встретить, развернувшись на отходе строем фронта, тем самым подвергая неприятеля огнём всех наших кормовых башен. А там как бог положит!

– На коротких же дистанциях вижу только один плюс, – поёрзав, бросил взгляд на штабиста сомневающийся Витгефт, – господа, вы обратили внимание… хм, заметили, что наши снаряды только булькают всплеском в воду, но не взрываются? И не рикошетируют. В то время как японские дают множество осколков и при ударе вблизи судна.

– Да-да, – подхватил командир «Цесаревича» капитан 1-го ранга Иванов, – от такого огня имеем раненых матросов, занятых тушением пожаров.

– Есть мнение… – Вильгельм Карлович снова подумал о поразительной осведомлённости Петербурга и метких предупреждениях Авелана, – есть мнение, что наши снаряды имеют тугое ударное приспособление, заведомо плохо срабатывающее на дальних расстояниях. Так что сближение с неприятелем повысит процент поражения при попаданиях.

И вдруг недовольно обратился к командиру «Цесаревича»:

– А вы, Николай Михайлович… не подведут ли рулевые механизмы? Того, в понимании, что мы прорываемся, непременно приложит все усилия и будет давить именно на флагманский корабль!

А ежели вдруг «Цесаревич» снова потеряет управление? Сие дурно скажется на всей эскадре и может привести к необратимым последствиям!

В военную косточку подчинение вбито с училищ. И более того! Следование за вожаком заложено в саму суть организации армии, флота, равно как и другой военной структуры, уходя корнями в первобытные времена.

Подрастерявший авторитет своими заявлениями о несклонности и неумении водить эскадры, контр-адмирал Витгефт после удачно проведённого боя теперь в глазах подчинённых честно набирал его обратно.

Покрасневший каперанг вскочил, вытянувшись, позабыв о недоеденном, готовый идти проверять-перепроверять лично!

Милости не последовало (коль вознамерился – иди), но уже менее хмуро командующий вспомнил:

– И ещё я слышал доклад старшего офицера-артиллериста, что в носовой башне совершенно недостаточная вентиляция во время стрельбы. Постарайтесь, пожалуйста, что-нибудь сделать в этом отношении.

«Пожалуйста» прозвучало в ледяных тонах.

Вытянувшееся лицо командира «Цесаревича» выражало: «как можно в море исправить, по сути, заводскую недоработку?»

– Поручите это дело младшим офицерам и комендорам. Народ у нас смекалистый, чего-нибудь придумают, кроме как постоянно менять прислугу, дабы дать ей отдышаться. Губим матросиков.

Поиграв в суровость, Вильгельм Карлович, будучи довольно мягким человеком, всё же немного отступил:

– Простите, Николай Михайлович, но кто как не командир отвечает за вверенное ему судно.

Дверь за Ивановым закрылась в молчаливом внимании, только лейтенант Азарьев, навёрстывая упущенное, позвякивал ложечкой в кофейной чашке.

– Итак, – решил подбить итог Витгефт, – боюсь, что в несплаванности эскадры не осилим мы слаженно поворот на противника. Сломаем порядок в кучу малу. Посему будем придерживаться прежней тактики, отклоняясь, но следуя прежним генеральным курсом… даже если с флагманом случится заминка, кою я уже высказал капитану первого ранга Иванову. Сие всенепременно передать по всем кораблям эскадры. Крейсерам и миноносцам, как уже ранее, переходить на правый либо левый борт от броненосцев, под защиту.

Предложение развернуться строем фронта также отвергаю – мало того что скорость хода опустим, так ещё и вовремя последним моментом не успеем перестроиться в кильватер, коль неприятель охватит фланг. Впрочем… Эссен и Успенский сумели показать вполне удачное оперативное взаимодействие силами двух своих тихоходов. Поставим их в хвост крейсерам…

– Но тогда первыми под огнём окажутся откровенно слабые «Пересвет» и «Победа», – весьма бестактно перебил командующего Матусевич.

– Ненадолго, Николай Александрович, ненадолго. Как только Того откроет огонь по нашим «концевым», «Севастополь» и «Полтава» займут своё место в строю и полноценно вступят в бой.

* * *

Когда-то, в своей кадетской молодости Хэйхатиро Того считал, что если собрать воедино японский дух и механические достижения Запада, можно достичь любых победных вершин.

В науке крылась необузданная сила. Однако учёные редко давали быстрые ответы, требуя новых данных, исследований и знаний.

Японский мистицизм открывал глаза на все секреты мира.

И всё то время… все годы, особенно те, что прошли в странах западных варваров, только укрепляли в нём убеждение в преимуществе восточного подхода. Преимущество магии японского духа.

Допуская, что логика… человеческая логика она одна – одна на всех, он никогда не забывал прислушиваться к тем исключительным знакам и намёкам, которые подают боги.

И опять, как привык ещё с юношеских лет, Хэйхатиро снова обращался к самой сущности понятия «судьба»… В сложные для себя минуты, часы, сам того не желая, строил просветлённые и туманно-претенциозные диалоги, помогавшие ему если не принять правильное решение, не избежать каких-то ошибок, но верить, что это наименьшие из возможных в данной ситуации бед.

В этот раз он будто что-то упустил – вырванный из сна, из давно забытого состояния покоя и постоянного тревожного ожидания, в неизменности и изменчивости ситуаций, едва припоминая собственный выдуманный диалог, что возник в его голове на той короткой грани между пробуждением и сном.

Этот день начался ещё затемно – вестовой растормошил его с донесением, доставленным китайской джонкой: «Сегодня утром русские выходят».

Пробуждение было тяжёлым, и только звенящим отголоском звучали в голове молчаливые вопросы к Великой Богине. А та, вуалируясь мягкостью белокожей гейши, играла в снисходительные иронические ответы:

– Да!.. – Улыбалась.

– Именно поэтому… – Смеялась.

– Конечно!.. – Хохотала.

Вот только не успев ухватить эту призрачную периферию сна, ему становилось совершенно непонятно – что «да», что «поэтому», что в конечном итоге «конечно»!