Ведьма - Симона Вилар

— Куда, куда? — не понял Свенельд. — Ты что же это надумал, Веремуд? Я тут за главного, мне и сказать первому надо, что ты решил.

— Все скажу. Но сперва…

Веремуд подошел к мертвому древлянскому волхву и, присев над убитым, протянул над ним руки ладонями вниз. У Свенельда расширились глаза, когда он увидел голубоватый свет, полившийся от рук Веремуда на тело поверженного. Потом этот голубоватый свет окутал и мертвого волхва, и живого, сгустился, и там, за свечением, стало что-то происходить. Коста даже попятился, глядя на все. Свенельд же хотел подойти ближе, но непривычно для себя оробел, даже отвел глаза. Когда заметил, что свечение прошло, и повернулся, то только и смог что произнести:

— О великий Перун!..

Казалось бы, старый волхв-охранник по-прежнему лежал на земле, но он же стоял рядом, пытливо поглядывая на таращившихся на него воинов. И им понадобилось некое долгое мгновение, чтобы понять, что перед ними Веремуд, но принявший облик погибшего.

— Уразумели? — спросил наконец Веремуд. — Теперь ты, Свенельд, вернешься к Малу и отряду, поведаешь им что-нибудь о страхах, которых тут натерпелся. Придумай что-нибудь и о нас. Скажи, что погибли или еще лучше скажи, что мы вдруг ринулись в чащу, как полоумные. Ты, Свенельд, парень толковый, сможешь наплести. Мы же с Костой уйдем в леса, ибо теперь я знаю, где искать капища. Но сперва мы закопаем тело того, чей облик я принял, чтобы иметь доступ в другие святилища… или как еще можно назвать эти тайные места силы древлян.

— Я слыхал, — начал охрипшим от волнения голосом Свенельд, переводя взгляд с мертвого двойника на живого, — что только очень сильные кудесники могут принимать облик другого человека.

— Тут сила немереная, — опять как-то странно ответил Веремуд. — А вот как ее обезвредить, чтобы древляне и дальше не таили зла?.. Но одно посоветую: откажись от поездок по капищам вовосе, что надо проведать, ты уже узнал. Хватит, для того чтобы на Горе в Киеве доложить. А далее шастать по местам силы для тебя даже опасно. Поэтому успокой князя Мала. Так и скажи: мол, натерпелся страху и пропала охота древлянские капища посещать.

В его незнакомом голосе странным казался только киевский говор, и, похоже, это не нравилось Веремуду.

Свенельда же волновало другое.

— Что-то не все мне ясно. Ну, откажусь я от поездок, доложу в Киеве, что ты в волхва обратился да Косту с собой увел. Однако поверят ли мне? Ведь и на смех могут поднять.

— Я уже достаточно тебе сказал, посадник, — ответил Веремуд чужим голосом. — А поверят ли тебе? Тут главное, как подашь весть. Но ты не глуп, доложишь так, чтобы поверили. И учти, оттого, как ослабить чародейскую силу древлянской земли, многое зависит. Боюсь, не зря так покорны последнее время древляне, не зря таятся, никого к себе не допуская. Готовятся они к чему-то. Вот это я и должен узнать во что бы то ни стало.

— Но мне ведь Ольга лично наказывала…

— Ты бы лучше молил богов, Свенельд, чтобы сам смог вернуться к красавице княгине. Ведь мы такое уже узнали, что, если древляне заподозрят, что ты тайны их коснулся, боюсь, непросто тебе будет вернуться в Киев. Поэтому сделай, как я советовал: о нас болтай чушь, сам прикинься робким, напуганным, сбитым с толку. Знаю, такое тебе не любо, но иного выхода нет.

Потом он стал давать указания: Свенельд, оставаясь на полюдье, должен вести себя, как и прежде, — дань собирать, посещать погосты[20], а заодно князя Мала задабривать, пировать с ним, бражничать, на ловы ездить. Пусть древлянин Мал ничего не подозревает, а будет уверен, что Свенельду как и раньше, нравится у него гостить да утехам предаваться. А для этого посаднику прежде всего надо держать язык за зубами да другом древлянского племени себя выставлять.

Потом Веремуд с Костой остались хоронить волхва, а Свенельд отправился отыскивать Мала и дружинников. Шел торопливо, ибо уже совсем стемнело, а одному бродить по древлянским лесам особой радости не было.

Когда он вернулся к ожидавшим его людям, Мал с боярами так и подскочили с расспросами. Свенельд же предпочел отмалчиваться. Изображать страх ему было неприятно, поэтому и молчал, пряча глаза. Его дружинники при этом странно поглядывали на своего воеводу, обычно такого лихого и дерзкого, а сейчас даже не отреагировавшего на предложение пойти поискать куда-то сгинувших Косту и Веремуда. Но древлянского князька и его бояр подобное поведение посадника, видимо, успокоило. Мал обратился к дружинникам Свенельда, повелев, пока их воевода не в себе, отправляться в селище Сосны на ночевку. А там, глядишь, посадника исполох[21]и отпустит.

«Нету меня никакого исполоха!» — хотелось сказать Свенельду, которому было стыдно от полных жалости и участия взглядов дружинников. Однако, памятуя советы волхва, он продолжал отмалчиваться. А еще подумал: отчего это князь Мал уже в который раз стремится завести их в это селище, о котором то и дело толкует?

Свенельду казалось, что после случившегося он всю ночь будет ворочаться, размышляя о пережитом. Но едва он хлебнул крепкого местного меда и коснулся головой расстеленной на полатях в дымной натопленной избе медвежьей шкуры, как провалился в сон.

Спал варяг долго и сладко. А проснувшись, увидел, что в открытое волоковое оконце, куда голубоватой струйкой выходил дым, льется ясный дневной свет.

Его и еще нескольких кметей[22]разместили на постой в самой большой избе, у старосты. Здесь уже все встали, бабы хлопотали у очага, плакал ребенок в люльке, мычала за перегородкой корова. Мужчины сидели на большой скамье вдоль стены.

Свенельд, позевывая со сна, направился к ним. По пути огляделся. Помнится, он уже бывал тут. Тогда их хорошо принимали. Варяг даже усмехнулся своим воспоминаниям. Так отчего же древлянин Мал так хотел завести их в это селище? Из простого гостеприимства?

Сам Мал сидел у очага в расстегнутой на груди рубахе, пил из резного ковша-утицы да о чем-то толковал с местным старостой. Старосту этого Свенельд тоже вспомнил — здоровенный лысый мужик с длинной бородой. Лицом угрюм, но, заметив подходившего варяга, выдавил какое-то подобие улыбки, встал, поклонился.

— Здрав будь, гость киевский. Не желаешь ли киселя испить, пока наши хозяйки баньку истопят?

В баньке попариться и впрямь было не худо. К тому же банщиком к Свенельду вызвался сам князь Мал. Белый и рыхлый, он хлестал жилистого гостя дубовым веничком по бокам, щедро плескал воду из ковша на раскаленные камни, так что Свенельд жадно хватал ртом пропитанный душистыми лесными ароматами пар. А еще варяг с каким-то удивлением отметил, что саднивший все время бок больше не беспокоил его. Да и вообще рана затянулась, оставив лишь белесый рубец. Когда же это успело произойти? Не иначе как после посещения странного места — капища древлянского.