Синий город на Садовой - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дома Федя приклеил эпоксидкой к подаренному значку булавку и сунул Карлсона в ящик стола: пусть смола застывает.
— Мам, я возьму "Росинанта" и покатаюсь! А потом заеду за Степкой.
— Осторожнее только, ради Христа, не носись как угорелый. И на шумные улицы не суйся.
— Я всегда осторожно. И никуда не суюсь…
— С той поры, как Лев Михайлович соорудил для вас эти колеса, у меня ни минуты покоя…
Лев Михайлович, Борькин отец, собрал им "Росинанта", можно сказать, "по косточкам". В прошлом году. Это получилось и дешевле, чем покупать новый велосипед, и, главное, их, новых-то, ни в одном магазине все равно не сыщешь…
— Не бойся ты за меня, я же перестраховщик…
— Болтун ты, — вздохнула мама.
…Федя уехал из района серых многоэтажек, в котором лишь несколько столетних тополей да кирпичный особняк с конторой домоуправления напоминали, что когда-то здесь были старинные, еще восемнадцатого века, улицы. Он покатил по тропинке вокруг стадиона — головки подорожников и золотые одуванчики щелкали по спицам. Конверт с адмиралами тихо шевелился на животе: Федя так привык к нему, что забыл выложить дома.
После стадиона Федя проехался по берегу Ковжи. Здесь над обрывом ремонтировали церковь. Еще недавно была она огорожена забором с проволокой, и там располагался цех пивоваренного завода. Теперь церковь отдали верующим, и строители возводили заново колокольню — вместо разрушенной в давние годы. Кирпичная двухъярусная башня с арками была уже готова, и рабочие стучали топорами среди стропил крыши. А вместо забора вокруг церкви стояла узорная решетка из чугуна.
Федя отдохнул здесь, свалившись прямо в траву навзничь. Зной плыл над травой, и Федя растворялся в нем, будто кусок рафинада в теплом чае. Это было приятно. Однако, чтобы не растаять совсем, он стряхнул с себя оцепенение и вскочил, распугав кузнечиков. Покатил опять. Решил выехать на Садовую и глянуть на вазу с синим городом…
Вот здесь-то, как известно, и случилось ДТП…
Итак, натянув зашитую майку, Федя поехал в детсад.
Уже издалека заметно было за низкой зеленой изгородью мелькание пестрой детсадовской толпы. А человек семь сидели прямо на заборчике, свесив ноги на улицу. И конечно, завопили:
Степка выскочил встречать. За ним появилась известная своей занудностью Элька Лохматюк. Сообщила:
— А Степу сегодня ставили в угол…
— За что?
— А он дразни-ился. На Дениса Копырина…
— Как? — строго спросил Федя Степку.
Но ответила опять же Элька:
— А вот та-ак:
— Между прочим, ябедничать стыдно, — сказал Федя Эльке. А Степку сурово спросил: — Я тебе для этого, что ли, утром устное творчество рассказывал?
— А это и не то вовсе! Я сам придумал!
— Ты переделал то, что про Бориса! Это свинство!
— А Денис первый задразнился! Опять "грузди-обабки…". А потом засунул мне под майку песочный шиш.
— Что вас мир не берет? — с досадой сказал Федя. — Все время грызетесь да царапаетесь. Зверята и те дружнее живут в зоопарке, на площадке молодняка…
— На них же воспитательша не орет каждую минуту…
— Катерина Станиславовна, мы поехали! — крикнул Федя "воспитательше" через изгородь. Велел Степке сесть на багажник, и они покатили по краешку щербатого асфальтового тротуара. Улица Хохрякова была спокойная — улица библиотек, поликлиник, детсадов и небольших контор, которые располагались в бывших купеческих и дворянских жилищах. Никто не ругался на мальчишек, едущих там, где место для пешеходов. Степка потряхивался на багажнике и недовольно молчал, обидевшись на "свинство". Потом все-таки спросил:
— А ремень сделал?
— Сделал. Потерпи до дня рожденья…
— Лучше подари заранее. Тогда я буду дольше радоваться. А то неинтересно, когда все подарки за один раз…
— Ладно уж, — согласился Федя, потому что в Степкиных словах была логика.
А Степка вдруг поинтересовался:
— Где ты майку разодрал?
— Было дело… Ох!.. — Федя тормознул и хлопнул себя по животу. — Марки-то?
Степка пожелал узнать, что случилось.
— Потом расскажу… — Федя домчал его до своего двора, тормознул у подъезда. — Шпарь домой, скажешь, что я поехал… к одному знакомому. Я у него новые марки забыл. Скоро вернусь… На лифте не езди, а то застрянешь, топай пешком! — И Федя рванул на улицу Декабристов…
Но через квартал он сбавил скорость. От нерешительности. Подумал: хорошо, если окно открыто и о н а по-прежнему сидит на подоконнике… А если не так, что делать? Стучать в дом, спрашивать о девчонке, про которую не знаешь даже, как зовут… Может, ну их, эти марки? Нет, жалко… И по правде говоря, не только в них дело. Почему-то х о ч е т с я вернуться к тому дому.
Сама девчонка Федю не интересовала. Даже лицо не вспомнить. Запомнилось лишь, как поднимала к губам костяшки и дула на них, будто обожгла. В общем, ничего привлекательного…
Не надо думать, что Федя вообще не заглядывался на девочек. Приходилось уже и влюбляться. Ну, Зойка Волошина в четвертом классе — это, конечно, была детская игра в тайную любовь. А вот в этом году, когда в их классе появилась Настя Шахмамедова, дочка вернувшегося из Польши офицера… Федя сладко млел от нежности, глядя на нее. Другие мальчишки тоже на нее заглядывались, но Федя не ревновал: Настя со всеми держалась одинаково — весело и чуть насмешливо… На физкультуре она лучше всех крутилась на перекладине и брусьях и не скандалила, как другие семиклассницы, что Георгий Максимович заставляет их заниматься в "короткой форме" — в купальниках. Весной она раньше всех девчонок стала ходить в гольфах, с открытыми смуглыми коленками, и вся была смуглая, точеная и казалась Феде похожей на хрупкую певучую скрипку.
Он так однажды и видел ее во сне — в образе девочки-скрипки, которую надо отыскать в таинственных подвалах Города и расколдовать; томился, искал, зная, что в случае удачи наградой будет необыкновенная музыка… А бывали и другие сны — от которых он просыпался с колотящимся сердцем и капельками пота на лбу. И зарывался лицом в горячую подушку, мучаясь тайным стыдом и страхом… Но в снах случается такое, чего никогда не бывает наяву. А наяву шло все как полагается. Сперва — случайные разговоры, потом: "Ты читала "Марсианские хроники" Брэдбери? Неужели не читала? Давай зайдем ко мне, я тебе дам…" Затем — два билета на приезжую клоунаду "Мимикричи"… А конец — тоже обыкновенный: "Извини, Федя, сегодня я ужасно занята…" И отвратительного вида хлыщеватый девятиклассник Потапов, который ждет ее на углу… К счастью, страдания прекратились в середине мая, когда Настиного отца с семьей опять срочно перевели куда-то. Недели две еще дотлевала печаль воспоминаний, а потом стало некогда — экзамены…