Ночь оборотня - Светлана Сухомизская

– А ведь мне, наверное, не стоит сегодня веселиться, – трагически глядя на меня, сказала Варя. – Женечка-то Прошина погибла!

– А ты что, знакома с ней? – Я окончательно проснулась.

– Да, разве я тебе не говорила? Ну, она мне не подруга, конечно. О покойниках плохо не говорят, но я тебе скажу по секрету – знаешь, у нее очень стервозный характер был. Я, конечно, тоже не святая, но она! Понимаешь, она такой человек – ни о ком, кроме себя, не думает, точнее не думала. Все должно быть, как она хочет, и что ни дай – все ей мало.

– У нее, наверное, было полно врагов? – осторожно спросила я, стараясь не выдать своей радости. Вот это удача! Я нашла свидетеля – и, может быть, очень ценного! Представляю, какое завтра будет лицо у Себастьяна, когда я с небрежным видом сообщу ему все, что узнала.

– Ну, конечно, насолила она многим! Начнешь считать, пальцев на руках и ногах не хватит. Особенно женщинам, актрисам. Она же карьеристка, по головам шла. Да и мужикам с ней тяжело было. Она их просто в бараний рог гнула. Высасывала из них все, а потом бросала, как только подворачивался кто-то получше. Но самое смешное, что бросать – бросала, а от себя далеко не отпускала, до последнего старалась держать при себе, как запасной вариант. Я даже не знаю, в чьей шкуре я бы меньше хотела очутиться – ее соперницы или ее любовника. Но, поскольку у нас с ней общих интересов не было, мы неплохо ладили. Правда, когда у меня Вадик появился, мы общаться почти перестали. С ней своих мужиков лучше было не знакомить. Хотя я слышала, что она в последнее время поспокойнее стала – у нее появился кто-то новый, и она в него вроде как даже была влюблена. Ну, не знаю, это совсем не в ее стиле – любить кого-нибудь, кроме себя. А с другой стороны – чего на свете не бывает. И все-таки, какая бы она ни была, такой смерти она не заслужила. Варя поежилась и прибавила газу.

– Как-то я не подумала о том, что в такое время, когда кругом полно маньяков, из дома лучше не выходить, – тревожно произнесла она. – Прямо хоть домой поворачивай.

Но это совсем не входило в мои планы.

– А как же связи в издательской сфере? Ты же сама сказала, что это для меня много значит, – жалобно заныла я. Но, вовремя сообразив, что мои проблемы Варвару волнуют не больше, чем жизнь австралийских аборигенов, я надавила с другой стороны:

– И потом, ты что, собираешься теперь сиднем сидеть дома, пока не приедет Вадик? Чего ты боишься? Попросишь кого-нибудь знакомого проводить тебя домой, вот и все.

А чтобы окончательно ее убедить, коварно добавила:

– То, что Женю жалко ужасно, никто не спорит. Но ты же не собираешься носить по ней траур?

– Вот еще, глупости! – фыркнула Варя, вмиг согнав с лица похоронное выражение. – Нет, танцевать я, конечно, сегодня не буду, это бессердечно, но съездить надо, ты права. Раз уж мы с тобой раз в сто лет собрались. И потом, народ меня ждет.

– Ну, вот видишь! – поддакнула я, пряча усмешку и размышляя, как бы половчее воспользоваться своей невероятной удачей и выспросить у Вари все, что она знает о погибшей актрисе.

Но мои умственные усилия пропали даром. Невероятная удача стала с невероятной же скоростью таять на глазах, едва наш «Опель-Вектра» остановился возле стены электрических огней, представляющей собой фасад ночного клуба. Всего ярче сияло многообещающее название «Поземка», и мной овладели недобрые предчувствия, которые и начали оправдываться, едва фотоэлементы при нашем приближении услужливо распахнули большие стеклянные двери и мы из свежего летнего вечера попали, словно в желе, в густую липкую духоту, сотрясающуюся от оглушительной электронной музыки. Вести сколько-нибудь связную беседу в таком грохоте не представлялось возможным. Мой опыт посещения подобных заведений говорил, что общаться нам придется с помощью истошных воплей, направленных друг другу в самое ухо.

Взмах продолговатым картонным прямоугольником, кивок стриженой головы охранника, беглый досмотр содержимого наших сумочек (любимый рюкзак по причине его необъятности и негодности для ношения с вечерним нарядом я оставила дома, отчего чувствовала себя на редкость неуютно), и вот мы среди прочих гостей.

В клубе было не только душно, но и так же светло и просторно, как в консервной банке с селедкой или шпротами, с той только небольшой разницей, что консервные банки не оборудованы беспорядочно вращающимися и мигающими световыми приборами, а селедки и шпроты мирно и спокойно лежат в собственном соку, винном соусе или масле, не пытаясь пуститься в пляс. Угнетенная «уютом» обстановки, я вертела головой в разные стороны, отчаянно, но безуспешно пытаясь увидеть хоть кого-нибудь похожего на человека, занимающегося издательским бизнесом. Но на глаза мне попадались в основном девушки в ядовито-оранжевых комбинезонах – очевидно, своеобразной униформе, – разносящие бутылки с такого же ядовитого цвета жидкостью – судя по всему, какой-то напиток, одна мысль об употреблении которого внутрь вызвала у меня приступ желудочной колики. Словом, ни клуб, ни вечеринка мне решительно не понравились, и я повернулась к Варваре, чтобы поделиться с ней этим печальным известием.

И обнаружила, что упирающийся в меня слева локоть принадлежит вовсе не Варе, как я думала, а какой-то совершенно незнакомой мне девице, то есть не девице, потому что девица не может быть изрядно беременной, с безумным видом озирающейся вокруг. Должно быть, за исключением беременности и торчащей изо рта палочки «Чупа-чупса», я выглядела точно так же.

С сожалением признавшись себе, что вряд ли стоит ждать от Вари, что она будет метаться по клубу, пытаясь разыскать меня, я задумалась, стоит ли мне самой тратить время на ее поиски, при том что безрезультатность их очевидна с самого начала и только чудо, в которое я не слишком верила, могло мне помочь ее найти.

Еще меньше мне верилось в возможность вступить в тесный контакт с воротилами от издательского бизнеса. Обстановочка в помещении вообще не подразумевала никакого вида контактов, кроме телепатии, если, конечно, не брать в расчет тычки в спину и ребра, а также весьма чувствительные прогулки по ногам.

Музыка ревела и лязгала, словно тысяча комбайнов в уборочную страду, свет то гас, то вспыхивал, норовя попасть в глаза, а народ пил ядовитую жидкость и интенсивно извивался, все глубже погружаясь в транс и все дальше уходя в астрал. Пора домой, решила я и стала осторожно разворачиваться к выходу, стараясь увернуться от ударов локтями и коленями, грозящих мне со всех сторон.

Внезапно я застыла на месте. И совсем не от ощутимого пинка пониже спины, нанесенного мне чьим-то не в меру набитым ридикюлем.

Белый луч света упал на парочку, нежно обнимающуюся в паре метров от меня. Девушку – высокую шатенку в крупных кудрях – я никогда раньше не видела, чего никак нельзя было сказать о мужчине.

Несколько секунд я надеялась, что сплю и вижу кошмарный сон. Но напрасно.

Это был не сон. Это был Себастьян.

Мир устроен несправедливо. Всю жизнь человек пытается найти причину этой несправедливости. Кто-то находит ложные оправдания тому злу, которое творится вокруг, кто-то придумывает себе другой, лучший мир. Но тот, кто не хочет лгать себе, понимает – нельзя оправдать ни этот мир, ни его законы, ни тех, кто живет, подчиняясь им. И неважно, верят ли они в лучший мир или предпочитают оправдывать этот. Они живут в грязи, по ее законам, и становятся такой же грязью, как и все, что творится вокруг них. Мало кто способен на бунт. Мало кто может сказать: мы живем в хаосе, лишенном смысла. В мире нет справедливости. Напрасно искать правду. Напрасно ждать любви. Напрасно надеяться на бога, каким именем его ни назови.