Корпорация "Винтерленд" - Алан Глинн

А в промежутках между доводами — теперь он смотрит на прошлые беседы свежим взглядом — нет-нет да и проскакивали угрозы физической расправы.

Надо же! Ни одну из которых — ни на секунду — он не воспринял буквально.

Теперь он выпаливает:

— Пэдди, ты же не серьезно!

— Куда там! Я серьезен как никогда, — отвечает Нортон, собирая в кучку разметавшиеся на ветру остатки волос. — Ну… было дело еще разок.

Ноэль переваривает услышанное. Таращится на Нортона:

— Значит… неужели…

— Что «неужели»? Ты про племянничка?

— Да.

Нортон закатывает глаза, кивком указывает на Фитца:

— Ошибочка вышла, да не та, что надо. А вот и кретин, ее совершивший. Уж не знаю, кого он там нанял. План был — как бы по ошибке завалить тебя, типа спутав тебя с твоим ублюдочным распиаренным племянничком. Имя-фамилия-то у вас одинаковые, догоняешь? Такая вот вроде как комедия ошибок.

Всем торсом Нортон поворачивается к Фитцу и качает головой:

— Только комедия вышла хреновая, не находишь?

Фитц пожимает плечами, молчит.

— А могло все выйти чин по чину, — продолжает Нортон. — Бандитская разборка, и все — взятки гладки. Но видимо, кому-то этот план показался чересчур изысканным. — Он опять качает головой. — Правду говорят: хочешь результата — сделай…

Ноэля словно парализовало, он не откликается. Мысль о том, что стоящий перед ним мужчина виновен в смерти племянника, кажется абсурдной и дикой; она просто не укладывается в голове. Пэдди Нортон… Ноэль вдруг понимает: он тщится отыскать хоть какое-то объяснение происходящему, — ведь он же символ благопристойности… у него скаковые лошади, он ездит в Аскот[12], жена у него по комитетам заседает…

— В общем, что говорить, — продолжает Нортон, — сейчас мы вошли в фазу ограничения потенциального ущерба.

Ноэль по-прежнему молчит, по-прежнему переваривает, по-прежнему не верит. Они с Нортоном познакомились по работе лет десять назад — через Ларри Болджера. К тому моменту Нортон был в отрасли уже легендой — он умудрился пережить восьмидесятые, как мнилось, без потерь: во всяком случае, во время следственной комиссии по делу о планировочных нарушениях его имя ни разу не всплыло в свидетельских показаниях.

— Ограничение потенциального ущерба? — неожиданно включается Ноэль. Слава тебе господи, хотя бы часть мозга еще работает. — Что это значит?

— Это значит, — отвечает Нортон, снова запрокидывая голову, — залезай в машину.

Ноэль тупо таращится. Понятно, что Нортон не хочет ставить под угрозу проект, но ведь…

Надо потянуть время.

Или ему ничего не понятно? Или, будучи инженером, он воспринимал все через призму нюансов и не видел главного? Зато теперь все встало на свои места. Он неожиданно прозрел. Все очень просто. Как ни крути, с начала шестидесятых в Ирландии не затевалось строительства, сравнимого по масштабу с Ричмонд-Плазой. В те годы страна переживала агонию запоздалой индустриальной революции, и какая-нибудь простецкая восемнадцатиэтажная стеклянная коробка типа Либерти-Холла[13]казалась пределом мечтаний. Здесь же мы имеем дело с проектом необычным, авангардным. Ничего удивительного, что у всей страны на него так твердокаменно стоит.

Ноэль оглядывается.

…А для Пэдди Нортона Ричмонд-Плаза со всеми ее сорока восьмью этажами — не просто замах на самое высокое здание во всей гребаной Европе, не просто проект века, это… это…

Его обложили. Слева стена, сзади — его автомобиль, перед ним — автомобиль Нортона с хозяином, а Фитц по правому флангу.

— Слушай, Пэдди… — произносит Ноэль. В его голосе появляется нервная трусливая дрожь, он ее презирает. — А тебе не приходило в голову предложить мне, к примеру, взятку?

— Надо же, какая отличная идея! — восклицает Нортон и смеется. — Ты знаешь, не приходило. И скажу почему. Да потому, что упертое мудачье типа тебя не берет взяток.

Ноэля начинает мутить.

— Потом, заплати я тебе даже миллионы, проблема бы осталась. Где гарантии, что ты вышел бы из игры? — Он стучит пальцем чуть правее виска. — А я ищу душевного покоя.

Вдруг Ноэля осеняет.

— А как же быть с Флинном?

И сразу жалеет о сказанном: вероятность того, что Нортон не учел это обстоятельство, близка к нулю.

В любом случае в этот момент на сцену выходит Фитц:

— Мы уже с ним сегодня перекинулись словечком.

Ноэль озирается. Перекинулись словечком? Теперь это так называется?

— Что это значит — «перекинулись словечком»?

— Мы с ним поговорили: немного бабосов и несколько поляроидов. И все, вопрос снят.

Ноэль по-прежнему не догоняет; он запутался. Он снова поворачивается к Нортону:

— Бога ради, Пэдди, я же не…

— Ноэль, послушай, — произносит Нортон, задумывается, снова переводит взгляд себе под ноги.

— Что? — вопрошает Ноэль. Он даже делает шаг вперед. — Что?

Нортон выдыхает; его настроение заметно меняется.

— Понимаешь, все зашло уже слишком далеко. Тебе это известно не хуже, чем мне.

И тут в голове Ноэля все складывается: пазл собран. В желудке начинается катавасия; в горле появляется неприятный привкус. Ноги вросли в землю и не слушаются.

— Это из-за племянника? — спрашивает он почти шепотом.

Нортон кивает:

— Естественно. — Опять переводит дыхание. — Все. Полезай в гребаную тачку.

Наконец-то в доме тишина. Покой. Девочки уснули. Клер только что пошла наверх. Телик выключен. Телефон тоже навряд ли зазвонит. Дермот Флинн поднимается с дивана, идет на кухню. Он открывает холодильник, достает из морозилки водку. Наливает в первый попавшийся стакан солидную порцию. Прямо у холодильника подносит стакан к губам, заглатывает прозрачную вязковатую жидкость в три приема.

Смотрит в окно — туда, где обычно находится сад, но сейчас поздно, темно, и вместо сада он видит лишь собственное отражение в стекле. Оно пялится на него въедливым недружелюбным взглядом.

Сердце стучит как сумасшедшее.

Через несколько минут водка делает свое дело: она прожигает путь спасения, пролегающий через желудок… и через страх. Вскоре она впадает в кровеносную систему, начинает бодро плескаться в ней, посылать мозгу сигналы тепла и радости.

Он уже не чаял.