Арминута - Донателла Ди Пьетрантонио

Сестра не хотела купаться, даже заходить в воду боялась: вдруг море ее затянет, и она утонет? Она села на корточки на сухом месте, прижав подбородок к коленям и разглядывая синеву, плещущуюся перед глазами. Я скользнула под воду и погрузилась в тишину, насколько хватило вздоха, не оставляя следа на поверхности. Затем вынырнула и увидела пляж, где появились любители раннего купания, Адриану, которая, сжавшись в комок, ждала моего возвращения, и Винченцо, который разбежался изо всех сил и нырнул, подняв фонтаны брызг. Он научился плавать, купаясь в реке с друзьями. Он плыл ко мне мощными размашистыми гребками, оставляя за собой полосы пены. Исчез на секунду, когда был уже близко, и поднял меня над водой, просунув шею между моих ног. Я сидела у него на плечах, он держался на поверхности и сплевывал воду. Мы совсем не чувствовали холода.

— Ты молодец, что привезла нас сюда. Я бы остался здесь подольше, — сказал он.

Он скользнул в глубину, потом выскочил вверх, как ракета, и сделал сальто. Потом подхватил меня и стал крутить, подбрасывая, словно игрушку. Он смеялся, и на деснах его виднелись белые следы соли. Я случайно коснулась ногой его члена: он напрягся и разбух. Он обхватил мою голову и поцеловал в губы, раздвинув их языком и лаская мой рот. Он забыл, кто мы друг другу.

Я уплыла, не торопясь и не испытывая отвращения. Только на берегу почувствовала, как бьется сердце. Адриана сидела там, где я ее оставила. Наверное оттого, что прошло много времени, мир вокруг показался мне другим. Я лежала на песке рядом с сестрой и ждала, пока буря в груди уляжется и наступит покой.

— Хочу есть, — мрачно сказал Винченцо.

У меня в сумке были бутерброды, но, чтобы порадовать Адриану, я отвела ее в бар и угостила пиццей и кока-колой, потратив на это последние монеты. Когда мы вернулись под зонтик, Винченцо, накупавшись до изнеможения, вышел из воды, словно дикий лесной бог, на денек спустившийся к морю. Он шагал устало, как будто только что оплодотворил синее пространство, оставшееся у него за спиной.

Кто-то обратил на него внимание: трусы слишком тесно обтягивали его тело и сползли вниз, выставив напоказ полоску волос. Но август с его удушливой жарой уже миновал, и лето завершало свой ослепительный путь. Придя тайком на этот пляж, где я выросла, я сумела избежать встречи со знакомыми, которые могли меня узнать. От Винченцо я тоже старалась держаться подальше. Я молча разложила бутерброды, чтобы он их видел. Потом отвела Адриану на качели и под выдуманным предлогом ушла, оставив ее одну.

Всего лишь перейти дорогу и сделать несколько шагов по тротуару. Я обогнула ограду: сад выглядел заброшенным. Стул опрокинулся от ветра, на столе, за которым мы ужинали в саду, валялись первые опавшие листья. На любимом розовом кусте моей матери болталась зацепившаяся за шипы тряпка; в мае мать, выходя из дома, всегда прикалывала на грудь розовый бутон. Высокая трава и цветы погибли от засухи. С трудом передвигая отяжелевшие ноги, я доплелась до ворот. Почтовый ящик был не слишком забит, наверное, кто-то регулярно вынимал письма, значит, мое они тоже получили. Юго-западный ветер занес дорожку песком, жалюзи были опушены, как будто все уехали на каникулы. Под навесом сарая стоял мой велосипед со спущенной шиной. Я позвонила. Звук разнесся по пустым комнатам. Я подождала, но никто не отозвался, и я снова и снова жала на кнопку, с каждым разом держа палец все дольше. Потом прислонилась к кнопке лбом и так стояла какое-то время, потом не выдержала. Побежала назад, боясь, что меня хватятся, и села в тени пляжных кабинок.

Должно быть, она и вправду умерла, как в моем сне, как умерли и ее тюльпаны, иначе она не бросила бы свой дом. Но ведь именно она прислала мне в поселок двухъярусную кровать и все остальное, а другая мать сказала, что они разговаривали по телефону. Почему же она не поговорила со мной? Где она? Может, она звонила из больницы и не хотела меня расстраивать своим больным голосом? А что, если отца перевели в другой город? Он говорил, что это не исключено. Нет, они взяли бы меня с собой. А Лидия знала? Знала и не стала меня искать? Хотя, вполне возможно, ей никто ничего не сказал. Незадолго до переезда на север она выкинула один фортель, и моя мать ее так до конца и не простила.

Лидия познакомилась с одной танцовщицей, которая жила в доме напротив, в мансарде; иногда они о чем-то украдкой шептались через ворота нашего сада. Лили Роз работала в ночном клубе на побережье и спала до полудня. Время от времени ей в дверь, озираясь по сторонам, звонили приличного вида мужчины. Лидии не разрешалось даже здороваться с ней, чтобы не подхватить какую-нибудь заразу.

Но в одно знойное воскресенье мои родители уехали на похороны, оставив нас дома. Лили Роз пришла спросить, есть ли у нас вода: у нее в кранах не было ни капли. Глаза в разводах от вчерашнего макияжа, всклокоченные обесцвеченные волосы, минимум одежды. Лидия пригласила ее войти, угостила каким-то прохладительным напитком, предложила сходить в душ. Лили Роз вышла из ванной босиком, в мамином наполовину распахнутом халате, с нее капала вода.

Они с Лидией начали танцевать в гостиной и сначала вели себя сдержанно, но постепенно разошлись. Они все теснее прижимались друг к другу, особенно когда звучала медленная возбуждающая музыка. Лили Роз, вихляя бедрами, показывала Лидии, как нужно двигаться и тереться о мужчину. Она вытянула ногу, раздвинув полы махрового халата, и стала как будто в шутку гладить ею ногу Лидии. С каждой минутой мое беспокойство нарастало, и я все чаще поглядывала на дверь, а им, похоже, все было нипочем. Отодвинув в сторону журнальный столик, они исполняли страстный танец и тряслись как одержимые. Лидия сняла потную рубашку, оставшись в лифчике и шортах. Когда кончилась пластинка-сорокапятка, они, задыхаясь, рухнули на диван одна на другую. Пояс на талии развязался, халат сполз, оголив Лили Роз. В таком виде их и застала моя мать, вернувшись раньше времени с похорон.

* * *

Я все сидела за пляжными кабинками. Меня случайно заметила зареванная Адриана, бродившая поблизости. Наверное, упала с качелей: губы и нос у нее были в песке, она его даже не отряхнула. В незнакомой обстановке она оказалась совершенно беспомощной, не сумела даже найти зонтик на первой линии, где нас ждал брат.

— Я не сама упала, меня столкнули, — пожаловалась она, когда мы вернулись к нему. — Я только сказала, что никогда раньше не была на этом пляже и не качалась на качелях. — И она указала на детей, которые бегали по игровой площадке.

Винченцо разъярился как бык. Не знаю, сказали ли они что-то друг другу или он сразу кинулся в драку, но мы с Адрианой подоспели, когда они сбили его с ног, навалившись всей кучей, и теперь клубком катались по песку. Мы позвали владельца площадки, и он с криками растащил драчунов. Но потом отвел меня в сторону и сказал, чтобы я больше не приводила сюда этот цыганский табор в трусах. Кто они такие? Явно не родственники, ведь у меня такая приличная семья, а отец — карабинер.

Винченцо отмылся, без всякого удовольствия поплескавшись на мелководье. Потом мы ели дыню, сидя под зонтиками и поглядывая друг на друга. Мимо прошел человек со свистком, он шагал вдоль берега и кричал: «Свежие кокосы!»