Все, кроме правды - Джиллиан Макаллистер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что, в конце концов, я решилась в тот момент, пока на огромной кухне Джек поздно вечером поджаривал тосты. Заняло это три минуты.
Его мама ходила туда-сюда: носила свежее выстиранное белье, хлопала дверью на улицу и наводила порядок в обувном шкафу. Вся семья Джека были совами.
– Мне тебя не хватало, – заметил Джек, когда я вошла в кухню.
Я только вышла из душа, настраиваясь на разговор.
Джек сидел в джинсах и в мягкой серой футболке. Босые ноги слегка шлепали по полу, когда он ходил по кухне.
– До чего же это смешно, – сказал он. Затем, обернувшись ко мне, добавил: – Ближе не подходи.
– Приветливо…
Я уже готовилась спросить его о письме, но остановилась. Сверху послышались шаги.
Это был Дэйви, младший брат Джека. У него были проблемы с учебой. Режим его дня был необычный, и часто он поднимался только после полудня. Любил космос и играл в World of Warcraft. Ко мне он относился хорошо, хотя мы редко пересекались. Иногда он спрашивал у меня, как дела, хотя, кажется, это его нервировало. О себе он тоже не любил рассказывать. Когда говорил, то слова будто сыпались: запутанно, нелогично, хаотично.
– Я серьезно, – добавил Джек. – Стой, где стоишь.
Вот тут я их увидела – дощечки с пружинками, выстроенные аккуратным рядом на оранжевом кафельном полу кухни. Выжженное клеймо V на каждой, в центре буквы крысиная морда.
Крысоловки.
– Эм…
Я не знала, что делать. У папы была ловушка, с помощью которой он спасал попавших в дом пауков и иногда шмелей, осторожно выпуская их потом на улицу.
– У нас тут проблема.
– С чем? – спросила я, хотя уже знала ответ.
– Крысы. Большие деревенские крысы. – Джек улыбнулся, изобразив волчий оскал. – Прости. Понимаю, это очень неприятно.
На первом курсе у Одри был бойфренд, который у себя в коридоре общежития держал клетку с двумя крысами. Когда она с ним порвала, мы его прозвали Роландом[12]. И каждый раз, когда он проходил мимо, мы смеялись. Счастливые времена, когда мы ели спагетти, жаловались на учебу и вместе красили ногти. Как будто это было в другой жизни.
– Началось все с мух.
– С мух?
– Ага. Сперва здесь летали мухи, штук двадцать. Потом за холодильником обнаружилась дохлая крыса, и мы достали с чердака крысоловки. Так бывает в конце каждого лета. Каждую осень они появляются, и мы ничего поделать не можем – слишком много укромных уголков: один загороди, другой найдут.
Я никогда не жила в сельской местности. Подростком слушала стук поездов метро и гул автобусов. А тут – жутковатая и туманная окраина Обана. Страдания издохшей за холодильником крысы. Ловушки. Чужой каменный дом.
– Мама с папой ждали, чтобы я приехал и поставил крысоловки, сами боятся.
– А ты боишься подергивания собственных грудных мышц, но крысы тебя не пугают?
– Верно.
Джек вытащил пятую ловушку, открыл, развернул ее, как книжку, и поставил на пол у моих ног.
– Они ночные твари, – пояснил он.
– А как они… – Я показала на крысоловку.
– Разбивает череп.
Он стоял, прислонившись к столу, и оглядывал крысоловки. Одну подвинул ногой. На каждой была какая-то капля.
– Арахисовое масло. – Джек заметил мой взгляд. – Они его любят.
– Боже мой, – произнесла я, глядя на пол и представляя себе, что тут будет утром. – Нельзя ли просто…
Джек не стал заканчивать мою фразу, не протянул мне руку, не стал утешать. Он только смотрел на меня с любопытством.
– Я хотела сказать… ты же их убьешь.
Мне не хотелось отвлекаться, уходить от темы письма, но я ничего не могла поделать.
– Рейч, у нас нет выбора. Иначе они будут всюду.
– Хм…
Я не могла оторвать взгляда от крысоловок, представляя себе утреннюю картину сломанных крысиных шей. Они умирают сразу или мучаются? Видят ли они смерть других крыс? Понимают ли они, что это такое – ловушки и что на них охотятся и убивают?
– Это, наверное… наверное, гормоны беременности, – промямлила я.
Ком застрял в горле. Со мной часто бывало, что эмоции одолевали. Ощущение странное.
– Ой, нет, только не плачь. – Джек одной рукой обнял меня за талию, другой погладил по голове. И я припала к его груди, мое дыхание тут же стало спокойнее. – Сельская жизнь, да? – шепнул он мне.
– Суровая, – кивнула я. – Особенно если тебя переполняют гормоны.
Интересно, мелькнула мысль, бывало ли так с моей матерью? Думаю, нет. Она никогда не хотела до меня дотронуться, обнять. Всегда держалась прямо и жестко. Никогда не забуду момент, когда она, умирая, потянулась к моей руке. Ее ладонь была холодной и костлявой, но мне понравилось это ощущение – касание материнской руки.
Джек издал невнятное сочувствующее мычание. И целый век мы стояли в полутемной кухне среди ловушек.
– Хочешь, я не буду этим заниматься? – спросил он. – Перестану, если ты против.
– Не надо, – ответила я.
– В последний раз, когда я делал это прошлой осенью, я еще был одинок.
– А сейчас вот-вот заведешь семью.
– Ага, – сказал он радостно, и по лицу его расползлась широкая улыбка. – Сам своему дурацкому счастью не верю.
Он сунул в тостер хлеб и сыр.
– Грубиян, – буркнула я, хотя в душе была довольна. – Разве не слышал, что надо держаться хладнокровно?
– Не могу. Рядом с тобой не получается.
В этот момент мама Джека, Синтия, крикнула, что надо покормить собак. Тогда я заговорила. Он стоял спиной ко мне, с пакетом корма в руках, и собаки нетерпеливо бежали к нему. Кажется, они знали, что надо избегать крысоловок. Джек завел с ними неторопливый разговор: «Сегодня вечером, господа, у нас в меню консоме из восстановленной говядины с гарниром из картонных сухарей. Не желают ли господа вина?» Собаки смотрели на него. Он повернулся ко мне с улыбкой, но я не могла достаточно сосредоточиться, чтобы поддержать шутку.
– Я кое-что видела у тебя на айпаде, – начала я. – Когда мы с тобой лежали в постели, в прошлые выходные. Письмо… от Чарли Мастерса.
Выдавить из себя слова «зверское преступление» я не могла.
Теперь собаки смотрели на меня и молчали. Внимательно. Джек смотрел на собак.
– Всегда хотел кошек. Собаки – они такие…
Я молчала.
– …такие примитивные. Посмотри на них, – он весело улыбался, глядя, как они следят за всеми его жестами. – Их только еда интересует. А котов – философия.