Навстречу звезде - Ярослав Игоревич Пилипенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня трясло. Я не знаю почему. Точнее, я знаю, почему в целом, но почему именно в тот момент? Мысли путались. Я решил прогуляться, распихав бутылки по рукавам. Я ходил по улицам бесцельно, беспорядочно, бесконечно. Зашёл в какой-то двор, такой же убогий, как и многие дворы города. Прислонившись к стене у одного из домов, сидел на корточках потрёпанного вида бородатый дед. Я подошёл к нему. Молча, жестом попросил закурить. Он достал смятую пачку дешёвых сигарет и протянул мне, так же молча кивнув. Я взял сигарету и закурил, присев рядом. Мы сидели и молча смотрели в бездну своей жизни. Бутылка оказалась в руке сама по себе. Её обжигающее содержимое ускоряло наш путь в никуда. Мы знали это и хотели этого.
Спустя какое-то время, когда стало понятно, что пора, я встал и не оборачиваясь ушёл от старика. Надо было зайти за Патриком и вернуть ему должок. Когда я подходил к его точке, он сам выскочил и что-то затараторил о том, что давно ждёт причитающегося. Я показал содержимое рукава, и он поспешил закрыть торговый ларёк и отправиться в наше сакральное место.
Я шёл молча и сосредоточенно. Патрик болтал оигре и как круто в неё играть под седативными средствами. Насколько я понял, это был какой-то horror, сюжет которого разыгрывался в заброшенной психиатрической больнице. Главный герой игры должен выбраться из психушки, наполненной то ли зомби, то ли безумцами, выскакивающими из-за углов, падающими с потолка и тому подобное. Удивительно, как люди жаждут кошмаров, когда в жизни они обходят их стороной, в то время как те, кто хоть раз в жизни переживал настоящий ужас, ищут только покоя. Спокойная вялотекущая жизнь становится для них счастьем.
Запах испражнений, горелого пластика и влажного цемента доносился за несколько метров от здания. Мы вошли, стараясь не наступить в лужи и кучи мусора. Пробирались всё дальше. Когда прошли настолько далеко, чтобы вонь от используемых как общественный туалет закоулков нас не коробила, и хотели разместиться в соседней недостроенной палате, по телу пробежали мурашки. В углу комнаты в луже запёкшейся крови и слизи, в грязном тряпье полусидела мёртвая женщина. Её одутловатое лицо с синяком под глазом и искривлённые в муках губы, обнажающие гнилые редкие зубы, говорили, что она была бездомной, которых много бродит по городу в поисках пищевых отходов и подающих. Между её широко расставленных окоченевших ног, несколько раз опутанный пуповиной, бездвижно лежал ребёнок.
– Ты видишь это? – спросил я Патрика, не отводя взгляда от тел.
Ответа не последовало. Тогда я огляделся, но никого рядом со мной не было. Что это? Очередная ужасная галлюцинация или Патрик дал дёру? Быть может, вся моя жизнь – одна сплошная галлюцинация?
Стоя в дверном проёме недостроенного здания в нескольких метрах от тел, я открыл бутылку и, вылив на землю несколько капель, ополовинил её не морщась. Моё безумие прогрессировало, и ужасы вокруг меня множились день ото дня.
Словно идущий на эшафот, я еле волочил ноги в сторону дома. Я не сомневался в том, что эти танцующие гипнотический танец фигуры в плащах вновь будут повторять и повторять свою сакральную фразу. Я напился сладкого чая, еда не лезла в горло. Уселся на край кровати и вколол себе два кубика безнадёжного ужаса. Я хотел было заплакать в минутной слабости, но снотворное уже успело подействовать, и моё расслабленное тело растянулось по кровати. Бег по кругу – бег по кругу. И эта фраза. Что же они бормочут? Тот же круговорот поющих плащей. Опять этот монстр на троне. Потоки гнилостной жижи из его грудей лились, казалось, ещё сильнее. Голоса нарастали. И стали уже нестерпимо громкими. И я, наконец, смог разобрать, что они говорят. Vivere non vitae, et decedere non mortis. Vivere non vitae, et decedere non mortis. Vivere non vitae, et decedere non mortis.
Мой мозг и лёгкие были словно объяты пламенем. Руки и ноги проткнуты крюками и растянуты. Петля на шее сдавила шею, так что та сломалась бы, не будь всё это сном. И в ярком свете над собой я увидел сухую коричневую руку сидящего на троне. Верёвки врастали в его растопыренные пальцы. Он неторопливо шевелил ими, заставляя меня корчиться от боли и как марионетку приплясывать под нескончаемое «Vivere non vitae, et decedere non mortis».
День одиннадцатый, 29 августа
Я проснулся в обуви и джинсах. Одеяло и простыни были в грязи от ботинок, поте и моче. Ужасы из снов окончательно свели меня с ума и довели мой организм до полного изнеможения. Я переоделся, не принимая душ. В зеркало не смотрел, боясь увидеть там себя таким, каким предполагал.
До работы я старался идти быстро, как только мог, чтобы отогнать сон. Это помогало только в процессе. Как только я замедлялся, хотелось лечь прям на дорогу и уснуть. Сев в рабочее кресло, я выискивал и читал всевозможные юмористические рассказы и анекдоты, наивно пытаясь поднять уровень гормона счастья в крови.
В ларёк постучались. Я привстал, чтобы открыть окошечко и узнать желание покупателя. Открыл – меня отбросило к стене, я вжался в неё со всей силы. В открытое окно втекала, не повинуясь законам физики, чёрная густая масса. Она текла в мою сторону в воздухе, не касаясь разложенных газет. Перетекая и меняя форму, тьма стала похожа на голову поющих в моих снах мужчин. И как только этот жуткий образ сформировался, из его неестественно широко открытого рта вырвался душераздирающий вопль. Я выскочил из ларька и помчался мимо входа в метро. Обернувшись, увидел, что у ларька стоял знакомый мужчина в полицейской форме. Патрик тревожно смотрел мне вслед. С ним мы больше никогда не увидимся, подумал я тогда.
Я бежал, сколько мог, задыхаясь от страха. В какой-то момент мне