Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - Николай Коняев

Ну, а с другой стороны, совершенно определенно известно, что летом сорок первого года генералу Власову никак не с руки было заниматься бракоразводным процессом со своей супругой Анной Михайловной, тем более что он, как видно из документов, никогда и не помышлял о разводе с нею[13].

И тем ни менее Агнесса попалась, подобно самой обыкновенной деревенской дурочке.

Видимо, Власов действительно предложил Агнессе выйти за него замуж, а когда та согласилась, сказал, что берет на себя все формальности, и через несколько дней объявил, что отношения их теперь узаконены.

Будучи генералом, А.А. Власов как-то гипнотически действовал на женщин, к тому же шла война, и Агнессе в голову не пришло попросить у него какой-либо документ, подтверждающий их брак.

Тем более, что фронтовую жизнь Агнессы «муж» устроил основательно и прочно. Подмазенко была зачислена на должность старшего врача медпункта штаба 37-й армии.

Семейная жизнь «новобрачных» оказалась счастливой. Скоро Агнесса забеременела. Ребенка своего, которого благополучно родила, она назвала потом, кстати сказать, Андрюшей. Правда, показать его отцу не сумела. Тогда уже завершилась трагедия 2-й Ударной армии.

Но это впереди.

Пока же, в сентябре 1941 года, Власов вывозил молодую жену из киевского котла.

Относился он к ней заботливо и без нужды старался не волновать. Поэтому, пока ехали на штабных машинах, идущих позади частей прорыва, Агнесса и не подозревала, что они в окружении.

«Фактически об окружении немцами 37-й армии я узнала 26 сентября. Ввиду сильного обстрела дороги, по которой следовала наша колонна, ехать на машинах стало невозможно, и по приказанию Власова все машины были уничтожены в лесу между селами Березанью и Семеновкой. Тут же все разбились на небольшие группы, и каждая самостоятельно стала выходить из окружения».

Эти показания[14]арестованная Агнесса Павловна Подмазенко дала 28 июня 1943 года на допросе, закончившемся ровно в полночь.

Судя по ее рассказу, в группе, с которой они выходили вместе с Власовым, было тридцать человек. Однако уже через три дня пришлось разделиться, и дальше шли втроем — Власов, Подмазенко и политрук Евгений Свердличенко.

«Следуя по лесу к селу Соснова, мы догнали одного местного жителя, возвращавшегося из деревни Помокли. Мы попросили помочь достать для нас гражданскую одежду…

Оставив Власова и Свердличенко в лесу, я с этим гражданином зашла в село.

В Соснове мой провожатый сказал, что здесь проживает местный старый партийный работник Любченко, который сумеет обеспечить нас гражданской одеждой. Я попросила пригласить Любченко, чтобы лично с ним переговорить.

Когда пришел Любченко, я попросила его оказать помощь в приобретении гражданской одежды для двух командиров Красной армии в обмен на принесенное мною кожаное пальто и гимнастерку, а также указать безопасный маршрут следования в расположение частей Красной армии.

Переодевшись, Власов и Свердличенко зашли в Соснову, где встретились с Любченко. Они представились как командиры Красной армии, при этом политрук показал Любченко свой партийный билет.

Любченко связал Власова с партизанским отрядом, находившимся близ Сосновы в лесу, где Власов узнал, что менее опасным был путь на город Прилуки через село Черняховку, обходя населенные пункты, так как в них находились немцы. Из этого села мы ушли на следующий день, не будучи никем задержаны. Мы с Власовым ночевали здесь у одной старухи, а Свердличенко у гражданина, с которым я пришла в Соснову.

Перед уходом мы с Власовым отдали Любченко на хранение свои пистолеты и документы, за исключением удостоверений личности. Кроме этого, Власов оставил при себе партийный билет»[15].

Как рассказывала на допросе Агнесса Павловна, вместе с Власовым и Свердличенко они благополучно добрались до Прилук, но, выяснив, что немцы уже в городе, обошли Прилуки стороной. Через Сребное, Хмелев, Смелое, Белополье вышли первого ноября к Курску, который уже готовился к эвакуации.

Отсюда их отправили в Воронеж.

В июне 1943 года следователя интересовало, не помышлял ли Власов об измене уже тогда, осенью сорок первого.

— Нет! — ответила Подмазенко. — Напротив. Власов давал высокую оценку действиям частей Красной армии в районе Киева и заявлял, что, если бы немецкие войска не окружили Киев, они не смогли бы его взять. Успехи немцев он рассматривал как временные и противопоставлял им исторические факты, когда при первоначальных неуспехах в войне русские выходили победителями.

Никаких отрицательных настроений он не высказывал и только желал быстрее соединиться с частями Красной армии.

Разумеется, Агнесса Подмазенко, хотя и спала в одной постели с генералом, в вопросах военной тактики и стратегии разбиралась чисто по-женски. И тем не менее, похоже, что именно так, как рассказывала Подмазенко, и мыслил командующий 37-й армии. Действительно, если бы немецкие войска не окружили Киев, они не смогли бы его взять.

Мысль необыкновенно глубокая.

Буквально ощущаешь, как ошеломила она в холодном осеннем лесу генерала Власова, рассчитывавшего, что немцы будут брать город в лоб, укладывая дивизию за дивизией перед позициями 37-й армии.

Обнимая беременную военно-полевую жену, Власов поведал ей о своем стратегическом озарении. Аля, Алик, как звал Власов Агнессу Павловну, замерла в его объятиях, впитывая в себя эту генеральскую мудрость.

Я иронизирую тут не только над Власовым.

Точно так же думали тогда и вели себя многие советские генералы.

Осенью сорок первого года они, такие умудренные и ловкие, в совершенстве изучившие штабные интриги, знавшие, что и где можно говорить, как и что нужно докладывать, не понимали и не могли понять, почему не останавливаются немецкие армии. Мысль, что имеющегося у них опыта, знаний и таланта недостаточно для этого, просто не приходила им в головы.

Впрочем, слово «опыт» здесь не вполне уместно.

Летом сорок первого года вермахтовские стратеги противоборствовали, кажется, и не генералам, а колхозным бригадирам, одетым в генеральскую форму.

Начальник Генерального штаба С.М. Штеменко пишет в своих мемуарах, что об обстановке на фронте, о положении наших и немецких войск в Генштабе зачастую узнавали не из докладов и сообщений, поступавших из армейских частей, а названивая по обычному телефону председателям сельсоветов.