Дальний умысел - Том Шарп

— Это не случайная встреча, — сказал Френсик, затаскивая Джефри в ванную и снова запирая дверь. — У меня к вам разговор, и немаловажный.

— Только не запирайте!.. О господи! Свен ужасно ревнивый. Он впадает в неистовство. Понимаете, кровь викингов.

— Плевать на кровь, — сказал Френсик, — я с предложением Хатчмейера. Основательным.

— Боже мой, опять вы с делами, — сказал Джефри, вяло опускаясь на сиденье унитаза. — Основательное — это сколько?

— Два миллиона долларов, — сказал Френсик.

Джефри схватился, чтоб не упасть, за рулон туалетной бумаги.

— Два миллиона долларов? — выговорил он. — Неужели же ДВА миллиона? Может, вы мне голову морочите?

— Ничуть, — сказал Френсик.

— Так это же изумительно! Какая прелесть! Лапочка моя…

Френсик пихнул его обратно на сиденье.

— Есть одна загвоздка. Точнее говоря, две загвоздки.

— Ах, ну почему всегда должны быть какие-нибудь загвоздки? Разве без них мало в жизни сложностей?

— Надо было поразить его суммой, уплаченной вами за книгу, — о сказал Френсик.

— Но я же почти ничего не платил. Собственно…

— Вот именно, а все-таки пришлось ему сказать, что уплачен аванс в пятьдесят тысяч фунтов, и он хочет видеть договор.

— Пятьдесят тысяч фунтов? Любезный мой, да у нас…

— Знаем, — сказал Френсик, — можете не объяснять мне свое финансовое положение. У вас… скажем так, туго с наличными.

— Мягко говоря, — сказал Джефри, теребя обрывок туалетной бумаги.

— Хатчмейеру это тоже известно — потому-то ему и понадобился договор.

— Какой толк? В договоре…

— Вот здесь у меня, — сказал Френсик, роясь в кармане, — другой договор, который Хатчмейеру больше понравится. Там написано, что вы согласны уплатить пятьдесят тысяч…

— Спокойненько, — сказал Джефри, поднимаясь с унитаза, — если вы думаете, что я подпишу договор на пятьдесят тысяч, то вы очень ошибаетесь. Я не такой уж финансист, но тут все ясно.

— Ну что ж, — сердито сказал Френсик, складывая договор, — раз так, привет и до свидания.

— Почему же привет? Ведь договор у нас с вами давно подписан.

— Привет не вам, а Хатчмейеру. Заодно уж попрощайтесь с вашими десятью процентами от двух миллионов долларов. Если вам дороже…

Джефри снова сел на унитаз.

— Вы это, значит, всерьез, — сказал он, наконец.

— Какие тут шутки, — отозвался Френсик.

— И вы правда ручаетесь, что Хатчмейер согласился уплатить эту невероятную сумму?

— Если я говорю, — сказал Френсик со всем достоинством, какое позволяла ванная, — значит, так и есть.

Джефри скептически покосился на него.

— Верить Джеймсу Джеймсфорту, так… Ну, ладно, ладно. Простите. Ужасный все-таки сюрприз. И чего же вы от меня хотите?

— Подпишите вот этот договор, а я дам вам расписку на пятьдесят тысяч фунтов. Она послужит гарантией… Кто-то забарабанил по двери.

— Давайте вылезайте, — гремел нордический голос, — я знаю, чем вы там занимаетесь!

— О господи, Свен, — сказал Джефри, пытаясь отпереть. — Успокойся, радость моя! — крикнул он. — У нас деловая беседа.

Позади него Френсик на всякий случай вооружился унитазной щеткой.

— Деловая! — вопил швед. — Знаю я ваши дела…

Дверь распахнулась, и ванная предстала яростному взору Свена.

— Зачем он со щеткой?

— Свен, милый, ну будь умницей, — увещевал Джефри. Но Свен еще не решил — плакать или драться.

— Как ты мог, Джефри, как ты мог!..

— Никак он не мог, — отрезал Френсик. Швед смерил его взглядом.

— И с таким неказистым, гадким человечишкой…

Френсик разъярился в свою очередь.

— Неказистым — пусть, — заорал он, — а гадким — это вы заткнитесь!

Ценой легкой потасовки в дверях Джефри увлек рыдающего Свена по коридору. Френсик вложил оружие в держак и сел на край ванны. К тому времени, как Джефри вернулся, была обдумана новая тактика.

— На чем мы остановились? — спросил Джефри.

— На том, что ваш petit ami[9]назвал меня гадким человечишкой, — сказал Френсик.

— Миленький, простите, пожалуйста, но вам еще повезло. На прошлой неделе он чуть не убил одного, а тот, бедняга, всего только пришел починить биде.

— Так вот о договоре. Я, пожалуй, готов на уступки, — заявил Френсик. — Вторая книга Пипера, «Поиски утраченного детства», обойдется вам в каких-нибудь тысячу фунтов аванса…

— Вторая книга? Это он еще один роман пишет?

— Заканчивает, — сказал Френсик, — и он куда почище «Девства». Уступаю вам его почти за бесценок, бог с вами, только подписывайте договор для Хатчмейера.

— Ну, давайте, — сказал Джефри. — Поневоле доверяюсь вам.

— Если через неделю не получите договор обратно и не кинете его в корзину, идите к Хатчмейеру и разоблачайте, — сказал Френсик, — Вот вам и гарантия.

Так, в ванной у Джефри Коркадила, были подписаны два договора. Френсик, отдуваясь, поплелся домой, а на другое утро Соня показала один из них Хатчмейеру. Сделка вступила в силу.

А в Эксфорте, в пансионе Гленигл, перо Питера Пипера выводило строгие палочки и ровные завитки на сорок пятой странице его записной книжки. В соседнем номере с воем разъезжал пылесос миссис Окли, мешая Пиперу создавать восьмую версию автобиографического романа. Изготовлялась она по образу и подобию «Волшебной горы», что отнюдь не облегчало дела. Многоярусные периоды, для вящей иронии перенасыщенные у Томаса Манна точными деталями, не слишком подходили к описанию семейных перипетий 1953 года в Ист-Финчли, но Пипер упорствовал. Он твердо знал, что упорство пристало гению, и еще тверже — что он гений. Пусть его пока не признают: в некий день мир оценит по достоинству его неустанные труды. И вот, наперекор пылесосу и холодному ветру с моря, поддувавшему в оконные щели, Пипер писал и писал.

На столе располагались полукругом принадлежности его святого ремесла: записная книжка с нужными мыслями и оборотами речи, дневник с глубокими соображениями насчет жизни вообще и перечнями дневных свершений, частокол авторучек и бутылка полуиспарившихся черных чернил. Испарять чернила — это изобрел сам Пипер. Он ведь писал для потомства, и важнее всего было, чтобы написанное сохранилось как можно дольше и не поблекло. Одно время Пипер, в подражание Киплингу, употреблял индийские чернила, но они залепляли перо на первом же слове. Потом он сделал не чаянное открытие: если не закупоривать в сухой комнате бутыль Уотерменовских Полуночных чернил, то они густеют получше индийских, сохраняя, однако, текучесть достаточную, чтобы написать целое предложение, не протирая пера носовым платком. Страницы с золотистым чернильным отливом выглядели очень значительно, а чтобы сберечь свой труд от времени, Пипер покупал гроссбухи в кожаных переплетах, предназначенные для старомодного счетоводства и нотариальных контор, и, невзирая на вертикальную разлиновку, начинял их своими романами. Всякий заполненный гроссбух был в некотором роде законченным произведением искусства. Почерк Пипера — мелкий и поразительно ровный — струился по страницам сплошным потоком. В романах его диалогов было очень мало, а уж если разговаривали, то полновесными, насыщенными и нескончаемыми предложениями; так что ни абзацев, ни пробелов почти не было. Все гроссбухи тщательно сохранялись. Когда-нибудь, может быть даже после его смерти, когда гений его станет очевиден, ученые проследят по этим нетленным листам его творческий путь. Следовало принять во внимание потомство.