Неукротимый огонь - Льюис Сьюзен

Рэнди повернулась, повесила аппарат на плечо и зашагала к машине. Подруги медленно последовали за ней.

– Она симпатичная, – сказала Рианон. – Хорошо, что мы пригласили ее.

– Надо бы записать ее координаты, – согласилась Лиззи. Энди уже спешил к ним с двумя чашками кофе в руках. Лиззи взяла у него чашку, поблагодарила.

– Не за что, Лиззи, – отозвался он. – Жаль, что так вышло со слоном. Но вы не отчаивайтесь, их здесь бродит немало.

Рианон заверила его, что никто и не думает отчаиваться, и спросила:

– Есть у нас шанс снять гепарда?

– Небольшой. Это ночное животное.

Рианон кивнула и, уловив выражение лица Лиззи, сказала:

– Если не возражаете, я схожу поговорю с ребятами. Надо кое-что обсудить.

– Конечно, – улыбнулся Энди и хотел было пойти следом за ней.

– Погоди, – окликнула его Лиззи. Он остановился, обернулся, и она почувствовала, что краснеет. – Ты избегаешь меня?

Он засмеялся, но глаза почему-то оставались безучастными.

– С чего бы?

Лиззи пожала плечами:

– Не знаю. Просто мне так показалось.

Он недолго смотрел на нее, потом сунул руки в карманы и отвернулся.

– Не собираешься ничего сказать? – почти закричала она.

– А что ты хочешь от меня услышать?

Ее лицо напряглось.

– Ну, хотя бы о чем ты сейчас думаешь.

Он снова посмотрел на нее, и она вдруг ощутила тяжесть в груди.

– Честно говоря, – сказал Энди, – думаю, тебе это не нужно знать.

В горле у Лиззи пересохло.

– Почему ты не доверишься мне? – резко спросила она.

– По-моему, – отозвался он, – именно так я поступил ночью.

С этими словами он легонько шлепнул ее по заду, отвернулся и зашагал к джипу, что-то крича Элмору.

Лиззи смотрела, как он удаляется. Она была настолько ошеломлена, что в первый момент даже не могла рассердиться. Потом закрыла глаза, и перед мысленным взором завертелись сцены прошедшей ночи. Когда они втроем занимались любовью, это казалось очень правильным, прекрасным; сейчас же это показалось – точнее, ей показалось, – что все это было грязно, грязно. Групповуха, только и всего. А кто она? Вдова, не знавшая любви со дня смерти мужа и вот теперь узнавшая ее с другими и страшна стыдившаяся этого.

Впервые за долгие месяцы у нее защипало в глазах.

– Мерзавец, – прошипела она, повернувшись к машине спиной. – Как он осмелился так поступить со мной?

Впрочем, Энди, конечно же, не знает, что наделал, не догадывается, насколько чудовищный поступок совершил, как жестоко разбил ту малую толику веры в себя, что у нее еще оставалась. Как ему было догадаться, когда она так тщательно скрывала свою боль? И кроме того, Лиззи сама себя предлагала, почему же она недовольна, что он отнесся к ней как к шлюхе?

Она чувствовала не только ярость, но и усталость. Захотелось приложить ладони ко лбу и сделать глубокий вдох. Сейчас не время думать о Ричарде. Некогда. Сейчас надо думать об Энди, о том, как провести рядом с этим человеком еще несколько часов и не дать ему понять, насколько глубоко он ее ранил. Лиззи затрясло от гнева, когда до нее донесся его смех, но сейчас она ничего не может сделать, она должна участвовать в съемках. А задевать самолюбие парня – не лучший способ заставить его предстать в наилучшем свете. Поэтому необходимо спрятать жестокую боль под ослепительной улыбкой.

Приняв такое решение, Лиззи направилась к машине. Ее товарищи, обмениваясь шутками, уже занимали свои места.

– Благодарю за кофе. – Она подошла к Энди и вылила содержимое на землю.

– Пожалуйста, – сказал он, глядя, как она прячет чашку в корзину.

– Ты что? – шепотом спросила Рианон, когда Лиззи уселась рядом с ней. – Что происходит?

– А ты как думаешь? – Лиззи издала горький смешок. – Я сослужила свою службу, и теперь на меня можно наплевать.

Рианон помрачнела:

– То есть как – наплевать?

– В буквальном смысле, – ответила Лиззи, упорно глядя в окно. – Ты прекрасно понимаешь, что это значит. Помнишь Филиппа?

В глазах Рианон на мгновение вспыхнул недобрый огонек, но она тут же сообразила, что Лиззи сейчас слишком расстроена и на ее слова не стоит обращать внимания. Она не стала отвечать, только посмотрела в сторону Энди и невольно скрипнула зубами. Рианон не переваривала мужчин, способных попользоваться женщиной, получить от нее все, чего им хочется, а утром отшвырнуть ее как ненужную тряпку.

– Ничего, у нас есть свое оружие, – сказала она, имея в виду традицию программы прибегать к нелицеприятной съемке тех персонажей, которые, по мнению авторов, этого заслуживали.

Лиззи кивнула, но Рианон почувствовала, что ее душа не лежит к этому способу мести, а это означало, что подруга ранена даже глубже, чем Рианон подумала сначала. Боже, до чего сволочной бывает иногда жизнь! Впервые после смерти Ричарда Лиззи решилась (и смогла) сойтись с мужчиной, и вот какой гадостью это закончилось!

Подъезжая к лагерю, Рианон отметила, что Лиззи держится молодцом. Как всегда живо и остроумно она комментировала повадки появлявшихся в кадре жирафов и антилоп-гну, кабанов и гиен, быков, гиппопотамов и даже виверр*, а диалоги с Энди, когда журналистка задавала ему вопросы, а он рассказывал о животных, были непринужденными и дружелюбными. Больше всего Рианон позабавил момент, когда Энди с нехорошим блеском в глазах сообщил Лиззи, что единственными, насколько известно науке, животными, которые занимаются сексом ради удовольствия, являются бабуины.

* Хищные млекопитающие.

Ведущая даже глазом не моргнула, лишь, повернувшись к камере, послала зрителям выразительный взгляд, и Энди, не имевший представления о тележурналистике, каким-то шестым чувством ощутил, что его крупный план непременно появится на экранах.

В лагерь они вернулись в начале десятого и сразу поспешили к завтраку, туда, где вокруг столиков уже толпились проголодавшиеся люди, а на тарелках аппетитно дымилась яичница с ветчиной. Толкучка, судя по всему, не прельщала Энди – он предпочел присоединиться к прочим сотрудникам заповедника и, щелкнув пальцами, подозвал официантку, которая поспешила подать ему кофейник и меню.

Отвернувшись от этой сценки – какой-то деспотизм в миниатюре! – Рианон положила себе на тарелку хорошую порцию яичницы, подождала, пока Лиззи последует ее примеру, и устроилась за столиком, где, как ей показалось, их не потревожат посторонние.

– Так что он тебе там наговорил? – спросила Рианон, посолив яичницу.