Ученик архитектора - Элиф Шафак

Это был капитан Гарет.

– Прощай, сынок, – сказал он так громко, чтобы его слышали все, кто стоял вокруг, и добавил шепотом: – Удачи, мой маленький мошенник. Помни, я жду бриллиантов и рубинов. А если вдруг не дождусь, придется отрезать тебе яйца.

– Я все сделаю, – пробормотал Джахан, но слова эти, едва они сорвались с его губ, унес ветер.

Хватка капитана ослабла, и мальчик запрыгнул на подводу.

Подвода двинулась по городским улицам. Люди, пораженные диковинным зрелищем, в страхе жались к стенам домов. Женщины прижимали к себе детей, нищие прятали чашки для сбора милостыни, старики крепче сжимали свои палки, словно намереваясь защищаться. Христиане осеняли себя крестом, мусульмане читали суры, отгоняющие шайтана, евреи просили у Бога защиты. Европейцы провожали подводу взглядами, в которых недоумение смешивалось с благоговением. Здоровенный казак побледнел, будто увидел призрак. Его испуг был таким наивным и откровенным, что Джахан невольно рассмеялся. Только дети ничуть не боялись белого гиганта, напротив, глаза их сияли от восторга и удивления.

Взгляд Джахана скользил по зарешеченным окнам домов – в некоторых виднелись женские лица, наполовину скрытые покрывалами, – по ярко раскрашенным птичьим домикам на стенах, по куполам и крышам, на которых горели последние отсветы закатного солнца, по деревьям – каштанам, липам, айвам – их в этом городе было не перечесть. А еще здесь на каждом шагу встречалось множество чаек и кошек: как видно, тем и другим в Стамбуле была предоставлена полная свобода. Чайки, дерзкие и наглые, кругами носились над улицами, время от времени снижаясь, чтобы выхватить рыбу из корзины рыбака, стащить кусок жареной печени с подноса уличного торговца или пирог, который хозяйка оставила остужаться на подоконнике. Судя по всему, здесь это было в порядке вещей. Если кто-то и отгонял птиц, то делал это лениво, без всякого раздражения.

Провожатый, оказавшийся весьма словоохотливым, рассказал Джахану, что в городе очень много ворот, и даже сообщил их точное число – двадцать четыре. Еще он объяснил, что этот громадный город на самом деле состоит из трех, и называются они Стамбул, Галата и Скутари. Мальчик заметил, что люди здесь носят одежду разных цветов, но не мог понять, какому правилу они при этом следуют. Водоносы тащили изящные фарфоровые кувшины, уличные торговцы предлагали всякую всячину, от мускуса до сушеной макрели. Повсюду стояли крохотные деревянные домики, в которых торговали каким-то напитком в глиняных чашках.

– Шербет, – пояснил чиновник и облизнулся.

Мальчик понял, что речь идет о каком-то лакомстве, но понятия не имел, на что этот шербет похож.

Его попутчик меж тем продолжал свой рассказ:

– Вон тот парень – грузин, а этот – армянин. Тощий оборванец, что стоит на углу, – дервиш, а рядом с ним – драгоман, переводчик. Видишь того толстяка в зеленом халате? Это имам. Только служители Аллаха имеют право носить зеленый цвет, излюбленный Пророком. Там, за углом, будет пекарня, ее владелец – грек. Надо признать, что эти неверные умеют печь вкусный хлеб. Только не вздумай покупать его у них, они осеняют крестом каждую буханку. Стоит проглотить хотя бы кусочек, и ты тоже станешь неверным. А вон в той лавке торгует еврей. Он продает цыплят, но сам не может убивать птиц и нанимает для этого работника. А этот малый в овечьей шкуре на плечах и с кольцами в ушах – торлак. Святая душа, как считают некоторые. А по мне, так просто бездельник и ничего больше. Посмотри-ка, а вон там янычары. Их очень легко узнать, ведь им запрещено отращивать бороды, так что у них только усы.

Головы мусульман венчали тюрбаны, евреи носили красные шапки, а христиане – черные. Арабы, курды, казаки, татары, албанцы, болгары, греки, абхазы, армяне, грузины, черкесы… Их тени на мостовых пересекались и сливались, но каждый из них ходил своим путем.

– В этом городе живет семьдесят два народа, точнее – семьдесят два с половиной, – пояснил чиновник. – У каждого свой квартал, и пока все соблюдают границы, в Стамбуле царит мир.

– Вы сказали: семьдесят два с половиной. А как это – половина народа? – полюбопытствовал Джахан.

– Да я имел в виду цыган. Это бродячее племя, которому нельзя доверять. Им запрещено ездить на лошадях, так что они передвигаются исключительно на ослах. Жениться цыганам тоже запрещено, но они все равно плодятся как кролики. У этого сброда нет ни стыда ни совести. Если увидишь где-нибудь свору этих вонючих оборванцев, беги от них со всех ног.

Джахан кивнул, твердо решив держаться подальше от представителей этого ужасного племени. День меж тем догорел, последние лучи заката погасли, стали сгущаться сумерки. Улицы опустели, дома на них встречались все реже.

– Прежде чем показывать султану слона, надо привести его в порядок, – сказал мальчик. – Подарок великого индийского падишаха Хумаюна должен иметь надлежащий вид.

Чиновник удивленно вскинул бровь:

– Ты что, парень, не знаешь? Твой падишах теперь уже не падишах.

– Что вы имеете в виду, эфенди?

– Да то, что, пока ты болтался в море, твоего Хумаюна сбросили с трона. Теперь он больше не правит Индией. По слухам, все, что у него осталось, – жена да пара верных слуг.

Джахан прикусил губу. Какая участь ожидает слона теперь, когда правитель, пославший его в дар, стал никем? Если султан Сулейман решит отослать его обратно, несчастное животное умрет на корабле.

– Чота не переживет еще одного морского путешествия, – прошептал мальчик, едва сдерживая слезы.

– Да не расстраивайся ты понапрасну. Никто не собирается отправлять эту скотину обратно, – успокоил ребенка чиновник. – В придворном зверинце полным-полно всякого зверья, но слона, да еще белого, у султана никогда не было.

– Как вы думаете, султан его полюбит?

– Полюбит? Да он наверняка позабудет о слоне, едва взглянув. У правителя есть дела и поважнее. А вот султанша… – Тут чиновник осекся, не договорив, и вперился глазами вдаль.

Проследив за его взглядом, Джахан увидел впереди, на высоком холме, скопище громадных зданий. Факелы, горевшие на их стенах, мерцали в сумерках, многочисленные ворота были плотно закрыты, словно уста, хранившие секреты.

– Это и есть дворец? – благоговейно выдохнул Джахан.

– Да, это дворец, – ответил чиновник так гордо, словно дворец принадлежал его отцу. – Перед тобой сераль, обиталище владыки Востока и Запада. Смотри, какая красота.

Но мальчик и так смотрел во все глаза.

«Наверное, все покои там обиты шелком и парчой, – подумал он. – А потолки такие высокие, что эхо многократно повторяет людские голоса. Султанша так красива, что на нее больно смотреть, и с ног до головы увешана огромными бриллиантами, каждый из которых имеет собственное имя, звучное и нежное».

Подвода проехала мимо Имперских ворот. Суровые лица стражников, стоявших у ворот в карауле, остались непроницаемыми, словно они видели белых слонов каждый день. У Средних ворот, с обеих сторон украшенных остроконечными башнями, подвода остановилась. Джахан и его спутник спрыгнули на землю. В нос мальчику ударил резкий запах гниения. Оглядевшись по сторонам, он увидел у стены виселицы и похолодел. Виселиц было три, и на каждой была водружена отрубленная голова – разлагающаяся, распухшая, с вывалившимся языком. Мальчик уловил едва заметное шевеление и содрогнулся, представив сотни червей, пожирающих человеческую плоть.