Прайм-тайм. После 50 жизнь только начинается - Джейн Фонда

Одним из самых пронзительных событий за время написания моих воспоминаний был момент, когда в психиатрической больнице, где убила себя моя мать, мне удалось получить ее медицинскую карту. В своих записях врачи отмечали, что у моего дедушки наблюдались симптомы параноидной шизофрении. Он заколачивал досками окна в доме и запирал на засов входную дверь, так как боялся, что придет какой-нибудь мужчина и уведет его красавицу жену, которая была намного моложе. В этих записях была автобиография на пятнадцати листах, написанная рукой моей матери по просьбе врачей, которую мне удалось получить с их разрешения.

С Тедом на вечеринке по случаю моего шестидесятилетия.

Как выяснилось с ее слов, оказалось, что в восьмилетнем возрасте она подверглась сексуальным домогательствам со стороны учителя музыки – единственного мужчины, которому дед открыл закрытую на засов дверь своего дома! На протяжении всей взрослой жизни я не переставала размышлять о детстве своей матери. С возрастом я все яснее осознавала отдаленные последствия полученной ею в раннем детстве травмы, на интуитивном уровне понимала, что с ней случилось что-то нехорошее. Возможно, поэтому в течение предыдущих пяти лет я вплотную изучала проблему сексуального насилия над детьми. Благодаря своим исследованиям поняла, что имела в виду мать, когда, вспоминая о своей учебе в средних и старших классах школы, писала: «Мальчики, мальчики, мальчики». Я смогла сопоставить факты и узнала, что до моего рождения в 1937 году она сделала шесть абортов и перенесла пластическую операцию, исправив нос и грудь.

К тому времени, когда я ознакомилась с отчетами о здоровье матери, я уже знала, что сексуальное насилие – имело ли оно место однажды или продолжалось долгое время – травмирует не только физически; воспоминание о нем лежит тяжелым психологическим грузом и способно привести к эмоциональным и психосоматическим расстройствам, а также к проблемам в интимных отношениях. Разрушается способность завязывать глубокие отношения с другими людьми; человеку трудно верить в людей, чувствовать уверенность в себе, осознать себя как личность.

Мне также было известно, что сексуальное насилие лишает неокрепшую личность чувства независимости. Границы индивидуальности размываются, и человек уже не чувствует себя вправе предъявлять претензии к своей психической или телесной сохранности. По этой причине нередко дети, пережившие насилие, становятся неразборчивыми в связях в подростковом возрасте. Насилие посылает юной душе сигнал, который звучит так: «Все, что вы можете предложить, – это свою сексуальность, и у вас нет права ее сдерживать». Мальчики, мальчики, мальчики.

Потом приходит чувство вины. Кажется парадоксальным, что ребенок испытывает чувство вины, будучи жертвой насилия со стороны взрослого, которому невозможно было дать отпор. Но дети, как я узнала, по самой своей природе не способны порицать взрослых. Они обязаны верить, что взрослым, от которых зависят их жизнь и воспитание, можно доверять. Вместо этого ребенка охватывает и мучает чувство вины, часто не отпускающее всю жизнь, он становится угрюмым и подвержен приступам беспредметной тревоги и депрессии, способной передаваться по наследству.

Задолго до того, как я прочитала историю своей матери о насилии над ней, я узнала, что чувство вины и стыда, чувство, что тебе никогда не оправдать надежд, чувство ненависти к своему телу может омрачить всю жизнь. Эти эмоции могут переходить из поколения в поколение, передаваясь на клеточном уровне дочерям и даже внучкам. Вот чем отчасти объясняется мое сложное отношение к своему телу: страх не оправдать надежд!

После того как я прочитала историю матери в отпечатанном виде, с карандашными пометками на полях, сделанными ее мелким почерком, меня наполнили грусть и сострадание к ней, а также благодарность за то, что пятьдесят лет спустя рассказ о ее жизни дал мне возможность простить ее – и себя. И вновь захлестнуло осознание того, что ее отстраненность, ее самоубийство не имели ко мне ни малейшего отношения. Я не должна чувствовать себя виноватой. Это было для меня серьезным уроком: я поняла, что у людей – своя жизнь и свои проблемы, о которых ты ничего не знаешь; то, как они себя ведут, зависит не только от тебя!

Переговорив с друзьями семьи и родственниками, я обнаружила, что моя мать, которую я помнила как нервную, хрупкую, асексуальную жертву, ее ровесники считали «кремнем», человеком, на которого они могли положиться в случае необходимости, кумиром; им она видилась утонченной, сексуальной, восторженной женщиной, к которой мужчин влекло, «как мотыльков на огонь». Мне понадобилось немало времени, чтобы заместить патологический вариант образа матери, гены которой я унаследовала, но отторгала в течение шести десятков лет, ее новым ярким образом. Может быть, она и не была хорошей матерью, в которой так нуждались мы с братом, но у нее было много другого – волшебного, талантливого и достойного любви. Я наконец смогла разглядеть в ней более цельную личность. Это была именно та мать, которую мне хотелось иметь; обладание ею означало, что рухнула та отвергающая любовь преграда, которую я против нее воздвигла. Я ощутила новую легкость бытия и поняла, что наконец примирилась сама с собой.

О многом я уже писала в мемуарах, но вновь рассказываю об этом здесь, потому что эти истории важны для меня. Может быть, мой рассказ инициирует ваши воспоминания о переживаниях, наложивших отпечаток на формирование вашей личности. Особенно важным открытием для меня оказалось то, что я узнала о сексуальном насилии, которому подверглась в детстве моя мать. Каждая третья девушка является жертвой насилия, и вполне можно предположить, что эта травма омрачила жизнь и вашей семьи. Вам не узнать об этом, пока вы всех не расспросите.

Пересматривая прожитую жизнь, я читала книги знаменитого психолога Элис Миллер; особенно полезной мне показалась The Drama of gifted Child («Драма одаренного ребенка»). В ней рассказывается о тех, кто выдержал, пережив в детстве эмоциональное или физическое насилие со стороны самовлюбленных родителей, потому что развил в себе соответствующую систему защиты. Не менее полезной оказалась книга «Не хочу говорить об этом» (I Don’t’ Want to Talk About It), написанная семейным терапевтом Терренсом Рилом, посвященная мужской депрессии и тому, как трудно мужчинам проявлять эмоции. Моя задача состояла в том, чтобы лучше понять своего отца. Однако, как оказалось, эти книги помогли понять и трех моих мужей! Терренс Рил пишет о тех многочисленных способах, с помощью которых мужчины за физической зависимостью от алкоголя или наркотиков бессознательно прячут свою депрессию; о том, как важно для них скрыть от мира свою печаль. Благодаря этим книгам я смогла простить оставивших значимый след в моей жизни мужчин и испытать к ним сострадание. Какой чудесный подарок к III акту!

В основе всего лежит прощение и благодарность. Я оказалась способной понять многих людей, которые дали мне так много, верили в меня даже тогда, когда я теряла надежду. На каком-то глубоком, не интеллектуальном уровне я смогла отделить собственное «я» от отношения к себе со стороны родителей.