История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев

будете! Ешлитвою мать-то! – с самодовольным хихиканьем в смехе трясся он. – Ну, ладно, ничего, это так, к слову, чай, все люди грешные. И мы молодые-то были, а если бы этого не было, и нас бы не было. Бывало, было и так, при разделе иной семьи имущества, кроме общей избы, ничего не оказывалось, и вместо надела отец отделявшемуся сыну давал жену, сковородник вместо подожка в руки, и провожал из дома. Сын уходил и говорил: «Спасибо, тятя, на наделе!» А я, Мишк, тебе даю: дом, хлеба! Наделяю тебя как полагается по едокам, картошку разделим по всем правилам, когда выроем ее, кое–что из посуды и инвентаря, квашню, чашки, ложки. Вот, пожалуй, и все. Живите, добра наживайте! – напутствовал отец Михаила. Его деловую и назидательную речь слушала вся семья внимательно, не перебивая, потому что эта речь отца касалась не только Михаила, но и остальных сыновей.

Ванька, не выдержав, сдержанно и боязливо, чтоб не разгневить, выговорил отцу:

– А ты зачем, тятьк, Мишке сверх всего этого самовар-то посулил?

– А ты перве узнай, а там уж и бай! – ощетинившись, обрушился на него отец. – Ты отколь знаешь, что я посулил? Вроде я не знаю, что нам с семьёй без самовара-то оставаться, как без коровы. Вот выдумщик какой нашёлся! – наседая на Ваньку, ругая его, ерепенился отец. – Пусть сами наживают. Поживут с годик, можа, и самовар приобретут, – остывая, закончил свою речь отец.

Мать Дарья от себя тоже давала наказ отделявшемуся сыну Михаилу и снохе, да и вообще всем, которым предстоит отделиться в будущем.

– Вам, бабам, особый мой наказ и поученье: чтобы в доме хлеб не переводился, пустую квашню в сени не выносите, пока хлебы в печи сидят. Это первая моя заповедь. А вторая: нас не забывайте, почаще наведывайтесь к нам, и мы вас будем навещать, с шабрами в миру живите, потому что соседи-шабры ближе всякой родни, с людьми будьте вежливыми, старших уважайте, к знатным людям села относитесь с почтеньем и покорностью.

После раздела крупного инвентаря начали делёжку мелочи: ведер, коромыслов, ухватов, кочерег, серпов, из-за чего расспорились и чуть не подрались.

Наступил день проводов Михаила с семьёй и наделом в новый дом, на новое местожительство. Вся семья собралась в избе в торжественных позах все расселись по лавкам. Сам хозяин, отец, занял место перед столом на табурете. Поговорили, побеседовали, еще раз словами понапутствовали Михаилу с Анной.

– Ну, вставайте, – скомандовал отец. – Помолимся, да и с Богом!

Все торжественно и деловито помолились.

– Ну, пошли! – приказал отец, едва сдерживая просившиеся из глаз слезы.

Провожая сына из избы (старый скворец молодого птенца из скворешницы), впереди пошёл сам Иван, за ним с большим караваем и с солоницей в руках двинулся Михаил, за ним с ребенком на руках следовала Анна, за ней шествовала Дарья. Остальная семья шла сзади. При выходе из дома все остановились у окна.

– Ну, ступайте! – захлёбываясь от горечи в горле, едва проговорил отец и рухнул на завалину, затрясся в рыдании. Михаил, не смея смахнуть с глаз слезы (да и руки были заняты), не оборачиваясь, пошёл от избы, в которой он родился, возрастал и возмужал. Его жена Анна, едва сдерживая рыданья, со слезами на глазах с благодарностью выкрикнув «Батюшке и матушке спасибо на наделе!», степенно и покорно зашагала за Михаилом.

– Ты помолись на Покров пресвятой Богородице, да и с Богом! Дай Бог, в добрый час! – напутственно крикнула вслед Анне Дарья.

Детство. В городе и на Прорыве

Наступил день сбора Савельевых для поездки в Арзамас. Отец, подмазывая телегу, крикнул Ваньке:

– Собирайся! Сейчас поедем в город. Помнишь, я тебе пообещал город показать.

Ванька, прыгая от радости, нашёл свой пиджак, разостлал его на свеженакошенной вике на телеге. Забравшись туда, расположился на подстилке с чувством нескрываемой радости. Отец запряг Серого. Отворив ворота и усевшись справа на телеге, крикнул на лошадь: «Но!». Серый дружным рывком стронул телегу с места и бодро зашагал со двора, направляясь на уличную дорогу. День был праздничный – воскресенье. На улице разгуливался нарядный народ.

– Это куда ты, Василий Ефимович, так снарядился? – спросил Савельева Василий Григорьевич Лабин, когда телега поравнялась с его домой.

– Да вот, парню город надо показать, он еще не видывал его. Да, кстати, и купить кое–чего, ведь завтра базар.

– Ты, пожалыста, зайди там в одно место, я тебя попрошу.

– Пожалуй! – охотно отозвался Савельев.

О чем просил Лабин отца, Ванька не понял, да ему и не интересно было вникать в подробности взрослых.

На улице Моторе Василий Ефимович подвернул лошадь к дому тестя Молодцова и вошёл в избу. Ванька остался на телеге. Вскоре из дома вышли отец, бабушка Василиса и дядя Федя. Бабушка с уговорами подступила к Ваньке, шутливо отговаривала, чтоб он не ездил в город.

– Не езди, соколик, кто первый раз едет в город, тому по традиции придётся целовать сопливую мордовку. И тебе этого не миновать. Не езди! – дружелюбно улыбаясь, наговаривала она Ваньке. А он, вцепившись в грядку телеги, и не думал отстать от своей заветной мечты побывать в городе. Он твёрдо решил не слезать с телеги.

– Ты, матушка, уж совсем его застращала, – вступился за Ваньку отец, – видишь, у него со страха слезы на глазах появились.

Этих отцовых слов было достаточно, они послужили причиной громко разреветься стеснительному и слезливому Ваньке.

– Ну-ну, я не стану удерживать, поезжайте с Богом, – успокоительно отступив, проговорила бабушка. Дядя Федя, сев на телегу и воспользовавшись случаем, тоже по своим делам поехал в город.

При выезде из села Василий Ефимович остановил лошадь, занялся перепряжкой. Ему не нравилось, что пока ехали селом, передние колеса телеги раздражительно забегали вправо.

Миновав Ломовку, выехали на «Большую дорогу», обсаженную по обе стороны величественными берёзами. Вправо от дороги показался спиртзавод. Дядя Федя как очевидец стал рассказывать, как в 1918 году во время делёжки спирта вернее после ее, на крыше завода карательный отряд установил пулеметы и не подпускал мужиков из приближенных сел, желающих по примеру мотовиловцев поживиться даровым «добром».

Миновав завод, Ванька решил поразмять свои замлевшие от длительного сидения в телеге ноги. Он, бойко спрыгнув с телеги, пробежался вперед по дороге и, присев меж колей на проторенной тропинке, по которой обычно идет лошади, дожидался подхода Серого. Ему это занятие понравилось, он несколько раз забегал вперед, приседал на корточки и ждал, пока Серый, топая ногами, не приблизится к нему ближе чем на сажень. Ванька