Любить не страшно - Ксюша Иванова

вырвалась из его руки. Я попробовала еще раз, спокойно поясняя, что именно хочу сделать. И он бросил! Собака, взметнувшись в воздухе, помчалась за снарядом! Даня все также молчал, но его личико исказилось как-то. Заплачет? Или это радость у него так выражается. Чувство жалости и нежности к нему заставило замереть сердце. Такой маленький — такой одинокий!

Наша "игра" продолжалась недолго. Скоро подошел Матвей. Он странно смотрел на нас — недоволен снова! Снова нахмурен! Что, нельзя мне было к ребенку подходить? Сквозь зубы, как мне показалось, он прошипел:

— Нам пора спать.

Взял Даню за ручку и поволок в дом. Я пожала плечами — что ж за человек такой! У меня только-только получаться стало… И пошла в кухню, решив, что откладывать на завтра ее уборку просто не имеет смысла — чем тогда заниматься до вечера?

***

Она с ним играла! Более того, Даня позволил Лизе взять себя за руку! И не один раз! Я забыл про колесо. Про то, что Ромка под моей машиной лежит… Как завороженный наблюдал за ними! Мне не было слышно, что именно Лиза говорит, но казалось, сын прислушивается к ее словам. Во всяком случае, не уходит, не кричит, забившись в угол. И даже однажды что-то похожее на улыбку мелькнуло на безразличном лице!

Мне хотелось подойти к ним, поучаствовать, разделить это достижение с ними… Я не заметил, как оказался рядом. Но почему-то, когда Лиза удивленно на меня посмотрела, вышел из себя — что мне и подойти к ним уже нельзя!

— Нам пора спать, — единственное, что пришло на ум в тот момент. Действительно, пора. Но, в принципе, можно было бы… Но она промолчала, а я уже не мог отступить от сказанного.

Укладывал Даню, лежал рядом, пока умытый, одетый в одни трусики и маечку, малыш засыпал, а перед глазами стояли огромные зеленые глаза — обиженные, непонимающие. Что ж я за идиот такой! Она же как лучше старалась!

А может, пусть остается? Может, Даня как-то прогрессировать начнет? Ему же интересно было, это видно! Я же не зверь какой-нибудь — буду просто подальше от нее держаться! Главное, чтобы она не смотрела так, как тогда на кухне… Восхищенно. Будто я — самый лучший человек на земле. Ласково. Казалось, что вот-вот сделает шаг ко мне и по щеке погладит. Но это казалось только. Я потом, когда Даньку умывал, понял, что все лицо у меня в мазуте было! А эта негодница не сказала даже! И Ромыч промолчал — брат, называется!

Уложил. Вышел в кухню — она начала мыть шкафчики, но бросила, не доделав. В окно увидел, что Лиза с Ромкой, обнявшим ее за плечи, с полотенцами в руках идут в сторону речки. Брат позвал ее купаться! А, может, он просто не равнодушен к Лизе? Может, она ему нравится, как женщина? Вон, как обнимает! Сволочь! Он же на четыре года меня старше! Не собирался идти следом. Но Данька часа полтора спать теперь будет, а речка в пяти минутах ходьбы… Переоделся в плавки, полотенце на плечо закинул и решительно потопал в том же направлении.

…Но лучше бы не ходил. Потому что вышел из леса на берег местной безымянной реки именно тогда, когда Лиза, сбросив одежду, осталась в одном желтом купальнике. Открыв рот, уставился на нее. Что рот окрыт, как у олигофрена какого-то, сразу и не заметил… Бля-я-ядь, назад, к дому чеши! Не смотри на нее! Но это было выше моих сил. Смотрел. Нет, не так. Глазел. Пялился!

Высокая, стройная, со светлой, почти прозрачной кожей. Раздельный купальник, вполне себе скромный, подчеркивал высокую полную грудь и округлые, подтянутые упругие ягодицы. Узкая талия, дорожка позвоночника, по которой хотелось пройтись пальцем… а лучше языком…

Как под гипнозом медленно приближался к ней. Чувствовал себя хищником, из-за укрытия наблюдающим за жертвой. И не сдержался бы, дотронулся, прикоснулся к ней, пока она подняв руки, закрепляла высоко на голове волосы резинкой, если бы не Ромыч.

— Матвей, ты тоже решил охладиться?

Тебя только тут не хватало! Очнувшись от наваждения, посмотрел на брата. Он понимающе улыбался, глядя прямо мне в глаза. Понял меня. Знает, о чем я думал.

Отвлекшись на него, не увидел, как Лиза залезла в воду. Обернулся, когда услышал всплеск и радостный крик. Как ребенок, ей-Богу! Хотя, впрочем, ребенок и есть…

Ромка уже в одних плавках стоял рядом.

— Матвей, давай, наперегонки к тому берегу.

Ага, наперегонки. Шорты пока мне снимать противопоказано — возбуждение очевидно. А, впрочем, можно ведь и в них. Разбежался и с крутого берега нырнул в воду, успев услышать за спиной:

— Так нечестно!

7

— Ромочка, не уезжай! — просила в шутку, но в душе готова была на самом деле вцепиться в старшего Аверина мёртвой хваткой и не отпустить.

— Аля утром звонила, соскучилась. Сказала, что если сегодня не приеду, явится сама. Я и так-то ночевать не собирался… Да и на работу нужно…

— Да я шучу! Езжай, все будет хорошо! — хорошо в этом доме будет только в том случае, если Матвей сменит гнев на милость. Но пока, судя по всему, этого не предвиделось.

Роман сбивал из досок будку для Джека, крутившегося рядом со мной. Матвей с Даней на Роминой машине поехали на заправку, которая находилась где-то за деревней. А я сидела на ступеньках крыльца и думала, к чему готовиться, чего ожидать от этого непредсказуемого мужчины…

… Ночью спала, как убитая! Конечно, так вымотаться! Кухню отдраила — маникюра больше нет… Ну, да ладно, зато приятно смотреть на результат своего труда! И Ромка удивлялся — туда ли он попал, в том ли доме находится, настолько здесь чисто стало! Матвей, правда, сделал вид, что не заметил… А, может, и не заметил…

Потом ужин готовила — борщ по бабушкиному рецепту. А еще блинов напекла. Что-то подсказывает мне, что совсем не чистая кухня и даже не мои неумелые попытки подружиться с Даней, а именно эти блины, которые, кстати, пригорали и с огромным трудом отлипали от сковороды, заставили Матвея смириться с моим присутствием в своём доме.

Потому что наблюдая за тем, как он их уплетает, я поняла, что значат слова моей бабули, по состоянию здоровья вынужденной сидеть на строгой диете: "Когда смотрю, как вы едите то, что я приготовила, кажется, сама наедаюсь!"

Вот и я "наелась", даже не попробовав ни одного. Сливочное масло, щедрыми кусочками положенное мною