Танцы в нечётных дворах - Элен Витанова

Яша принес рюмку водки и бокал вина, настаивая, чтобы она «все попробовала и ни о чем не жалела». Но она была непреклонна:

— Там, откуда я приехала, не пьют сладких вин. Угостите им кого-то другого.

Эльза залпом осушила очень маленькую рюмку холодной водки и краем глаза заметила, что Яша передал Оле бокал с вином. Они с Жорой шли следом. Подошла Наташа, в черных брюках и длинной белой рубашке навыпуск.

— Девочки, вам нравится? Много не пейте! Правда, здорово придумано со свечами? Это все Роберт! Я его обожаю!

Ответов она не слушала и была уже явно навеселе. То же можно было сказать о Роберте, который прибежал следом и, как мальчишка, сгреб ее в охапку. Эльза решила узнать все из первоисточника, и спросила Роберта, кто такая Элла.

В этот момент музыка неожиданно стихла, и вопрос прозвучал практически в тишине. Окружающие с недоумением обернулись на нее, а Яша спросил Наташу:

— Ты разве не на Эллу их пригласила?

Наташа повела плечом и, чмокнув Роберта в щеку, сказала:

— Не на Эллу. Они сегодня не пойми откуда свалились мне на голову, и я их позвала. Но ничего не рассказывала о программе — пусть это будет сюрприз.

— О, тогда я не буду портить удовольствие, сами все увидите. Элла божественна и уникальна, она разговаривает танцем.

Тренькающие звуки сменились вполне музыкальными, полившимися из динамиков сверху. Это была музыка тридцатых годов прошлого века, такую использовал в спектакле недавно приезжавший в их театр режиссер. Эльза почувствовала, что немного устала и оглянулась по сторонам.

— Хотите присесть? Вон там, у фонтана, еще есть места.

У старинного мраморного фонтанчика лежали большие подушки, на которые при желании можно было и прилечь, и присесть. Эльза прилегла и посмотрела вверх. Из-за фонаря звезд было не видно, а крыши домов терялись в глубокой синеве четко очерченного освещенными стенами квадрата. На секунду она забыла, где находится: перед внутренним взором поплыли картинки из ее жизни, не менее правильной, чем у Ольги, и не менее неудачной. К горлу подкатил ком, на глаза навернулись слезы. Впервые за многие годы она плакала о себе. Смысл делать все «как надо», если из этого ничего не выходит? Не лучше ли жить так, как все эти люди: не заботясь о будущем и не стараясь никому понравиться? Они действительно не хотели нравиться — Эльза чувствовала, что у них достаточно сил, чтобы жить без аплодисментов. Сумасшедшие? Сумасшедшие — это, скорее, такие, как они с Олей. Случайно попавшие на этот праздник жизни…

Ольга… Куда она собирается? Зачем уезжать отсюда? Они уже достаточно далеко сбежали. Можно навсегда остаться в этом городе, снять квартиру, найти работу. Здесь много театров, куда-нибудь да взяли бы. И Оля нашла бы место. Можно было бы даже жить вместе. Эльза чувствовала, что с каждым часом все больше привязывается к этой девушке, а та, напротив, понемногу отдаляется. Может, и надо бы сопротивляться такой бесперспективной дружбе, но сил совсем немного. Зачем тратить их на глупости?

После паузы снова заиграла музыка. Ребята на соседнем диванчике, бросив подготовленный кальян, быстро встали и пошли в сторону сцены. И вообще толпа как-то резко туда отхлынула, а по двору к этому времени бродило уже не меньше шестидесяти человек. Наверху с характерным для старых ставен скрипом начали открываться большие квадратные окна: одно, второе, третье. В них показались лица, все глаза были устремлены на женщину, появившуюся в свете фонаря. Женщина встала на колени и опустила голову. С того места, где лежала Эльза, в просветах между стоявшими вокруг людьми, были видны только распущенные рыжие волосы и синий балахон. В груди екнуло. Эльза вытерла слезы, встала и подошла поближе.

Женщина развела руки, встала, скинула балахон, и, оставшись в коротком прозрачном платье, закружилась в танце. Точнее, не закружилась, а закружила — десятки пар глаз смотрели на нее, словно в воронку, безжалостно выдергивающую из обычной жизни и уносящую в совершенно другое измерение. От танца, от музыки, от эмоций, которыми был насыщен воздух этого маленького дворика, хотелось одновременно смеяться и плакать — такой искренней и блестяще выполненной была эта танцевальная импровизация. Сердце Эльзы бешено колотилось, она не могла оторвать взгляд от невесомого, словно прозрачного силуэта, мечущегося в страстном танце по наскоро сколоченной сцене. Не то, чтобы она не видела красивых танцевальных выступлений, берущих за душу даже подготовленного зрителя. Но в этом танце было что-то глубоко личное, даже интимное. С этой женщиной возникала какая-то космическая связь. Моментально, иррационально, обескураживающе. И вдруг она вспомнила, как почувствовала вечером в подъезде, что должна увидеть из окна что-то важное. Ведь тогда, выглянув, она увидела именно ее.

Когда танец закончился, Эльза огляделась по сторонам — теперь слезы были на глазах почти у всех. Первым начал хлопать какой-то мужчина со второго этажа, затем он крикнул «браво», а после старенький двор внезапно закружил настоящий вихрь аплодисментов. Чуть не отбив себе ладошки, Эльза поискала глазами Ольгу — той не было. Танцевавшая под фонарем женщина поднялась с колен, откинула назад длинные рыжие волосы и сняла черную повязку с глаз. Этой повязки Эльза сначала не заметила. А сейчас ее что-то кольнуло прямо в сердце. Женщина знакомо засмеялась и почти прокричала:

— Люблю вас, дорогие мои! Люблю-ю!

Двор снова ответил ей овацией, которая в гулком колодце стен превратилась почти в грохот. Эльзу словно качнуло этой волной. Она повернулась к стоявшим рядом парням и спросила:

— Как ее зовут?

— Элла же.

— А полное имя?

— Слушай, никто не знает, кто она на самом деле. Здесь такое не спрашивают, и…

Но Эльза, не дослушав, уже проталкивалась сквозь толпу. Если она сошла с ума, пусть так и будет, но сейчас она должна рассмотреть эту женщину, взять ее за руку, заглянуть ей в глаза и убедиться в том, что она ошиблась. Что страшная догадка — неправда. Что Элла — это не сокращенное от Мануэла. И что эта богиня сумасшедших — не ее родная мать, пропавшая в этом городе без малого семнадцать лет назад.

Она снова собиралась танцевать, когда Эльза буквально влетела в круг. Божественно стройная пятидесятилетняя женщина, одетая в бежевое трико под прозрачным в свете фонаря шелковым платьем, повернулась к ней с совершенно космической улыбкой:

— Вы хотите потанцевать, юная леди?

Но в этот момент Эльза не была юной и не была леди, она снова была маленькой девочкой, у которой дрожали руки и губы. Девочкой-подростком, которая так скучала по матери, что хотела сброситься из окна восьмого этажа самой благополучной на свете квартиры. Не потому, что жизнь плоха, а чтобы быстрее встретиться. А прыгнуть, оказалось, надо было не из окна, а просто в другую жизнь.

Что сказать пропавшей и вновь обретенной матери, о которой столько мечтала? Которая была так любима, а, оказалось, банально бросила ее? Что сказать этой женщине, скрывающей свое имя — здесь, на сцене, перед всеми этими странными, боготворящими ее людьми?