Лилия и меч - Сара Беннет

– Может, все дело в людях, с которыми вы общаетесь?

Радолф рассмеялся.

– Что ж, возможно. Присаживайтесь, миледи. Будем завтракать, и, надеюсь, на этот раз нам никто не помешает.

Его глаза обещали гораздо больше, чем она могла предположить, но Лили старалась на него не смотреть.

– Я так устала, милорд, что предпочла бы лечь спать.

Тишина становилась гнетущей, но Лили по-прежнему отказывалась поднять глаза. Наконец она услышала, как Радолф вздохнул.

– Хорошо, миледи. Я велю Стефану отвести вас в палатку Гадрен.

У Лили отлегло от сердца, и одновременно она почувствовала разочарование. Ей хотелось, чтобы Радолф ее снова поцеловал, но поцелуи могли привести к другим действиям, и Лили не была уверена, что имела достаточную силу, чтобы устоять.

Радолф проглотил очередной кусок баранины и потянулся за другим. Его тело горело, но не от лихорадки. Вылив в себя изрядную порцию вина, он торопливо наполнил кубок, словно кислая красная жидкость могла утолить огонь, который разожгла в нем Лили. Заставив себя пожевать еще мяса, он впился зубами в черствый черный хлеб. Радолф лихорадочно гадал, стоит ли велеть сквайру прислать ему одну из шлюх, составлявших неотъемлемую часть любого солдатского лагеря.

Впрочем, теперь шлюхи его не привлекали; он хотел Лили.

Желание это возникло в нем тотчас, как только он вошел в шатер и увидел ее спящей на кровати с разметавшимися по подушкам волосами и таинственной улыбкой на губах. Если бы не присутствие Стефана, то он, возможно, решился бы разбудить ее ласками, одурманить поцелуями, чтобы она забыла, кто он такой. А после того как дело зашло бы слишком далеко...

Но вместо этого он велел пленнице заняться его раной. Вдыхая ее запах, щекотавший его ноздри, он страдал от вожделения, в то время как ее нежные пальцы касались его тела и каждое прикосновение лишь подливало масла в костер его желания.

Недовольный собой, Радолф вздохнул. Ну что за глупец! Он наблюдал ужас в ее серых глазах, когда она проснулась и увидела его рядом. Все же она обработала его рану и, разговаривая с ним, не отводила глаз. Эта женщина обладала отвагой. Возможно, когда-нибудь благодарность затмит страх и она забудет хотя бы на время, кто он и какая опасность исходит от него.

Радолф вспомнил, какими сладкими были ее губы, когда она раскрылась ему навстречу. Чтобы сдержать стон, ему пришлось стиснуть челюсти. Он держал ее в объятиях, и ресницы темными серпами лежали на ее бледных щеках, а длинные светлые волосы непокорными кудрями рассыпались по спине и плечам. Ее грудь, вздымавшая красную шерсть платья, поднималась и опускалась при каждом вдохе и выдохе; казалось, Господь нарочно создал ее, чтобы она точно вписалась в размер его ладони.

Вздохнув, Радолф отказался от дальнейших попыток поесть.

Ему бы надо подробнее расспросить ее о Моркаре и Ренноке, о путешествии с границы, о засаде, из которой ей одной удалось спастись бегством. И почему трое его солдат, посланных обследовать указанный ею лес, вернулись, не обнаружив следов схватки?

Что, если она лжет ему?

Увы, его это не волновало. Его вообще ничто теперь не волновало, кроме огня в паху и желания унять его с ней.

Радолф не представлял, как долго просидел без движения, пялясь в пространство. В себя его привели какие-то звуки, с трудом проникшие в его сознание.

И тут же звон мечей и крики людей красноречиво сообщили ему о внезапном нападении на лагерь.

В шатре Гадрен было достаточно просторно, хотя порывистый ветер время от времени наполнял палатку клубами дыма от костра.

Как только Лили привыкла к полумраку и едкому запаху дыма, она обнаружила, что внутри тепло и чисто. Не обращая внимания на ее протесты, Гадрен подала ей на ужин ломоть хлеба и козьего сыра, а также эль, чтобы запить еду.

Гадрен была женщиной средних лет с пухлым телом и светлыми глазами в обрамлении тонкой сетки морщин. Обратившись к ней несколько раз, Лили получила в ответ лишь улыбку и безмолвные кивки.

После ужина Лили решила привести себя в порядок. Гребнем из оленьего рога она причесала спутанные волосы и заплела их в одну длинную косу. Гадрен как будто дремала, сидя с полузакрытыми глазами; дрожащее пламя сальной свечи стерло с ее лица признаки возраста и придало красноватый цвет ее седым волосам.

Снаружи все было тихо; солдаты укладывались спать, кто у костра, кто в палатках. Как ни странно, Лили чувствовала себя в полной безопасности, как в детстве, когда была под защитой крова отцовского дома. Она словно слышала голос отца...

«В твоих венах, Лили, течет кровь воинов и королей. Но возможно, в один прекрасный день тебе придется склонить голову перед менее достойными людьми во имя твоих земель и твоего народа. Будь гордой и помни, что умение вовремя согласиться на компромисс не делает тебя слабой, скорее, наоборот, добавляет тебе силы».

Неужели отец уже тогда знал, что война неизбежна? Возможно, он чувствовал холодный ветер, дувший с канала, со стороны нормандских завоевателей. Возможно, он стоял у ворот, чтобы приветствовать этих завоевателей и увидеть алчный огонь в глазах Воргена.

Что бы он сказал о Радолфе? Увидел бы еще одного норманна или разглядел за внешней оболочкой человека?

Шорох снаружи палатки насторожил Лили. Вглядевшись в дымный полумрак, она увидела силуэт солдата, стоявшего у входа, он беспокойно переступал с ноги на ногу, звякая ножнами меча о кольчугу.

Лили снова закрыла глаза, пытаясь вернуть прежнее ощущение, но состояние теплого удовлетворения исчезло.

– Ты устала, моя прелесть?

– Немножко, мама.

Лили ответила прежде, чем подумала. Ее охватил страх, и, медленно открыв глаза, она выпрямилась. Гадрен только что обратилась к ней на языке викингов, и Лили ей ответила.

Гадрен широко улыбалась; в ее светлых глазах мерцали хитрые искорки. Только тут Лили поняла, что Гадрен молчала не из любви к тишине, а потому, что была чужестранкой, плохо владевшей французским, если вообще им владела. Неудивительно, что теперь она радостно улыбалась! Много ли найдется нормандских женщин благородного сословия, говорящих на этом языке?

От Гадрен исходил густой запах трав.

– Много времени прошло с тех пор, как я слышала чудные звуки языка моей страны. Вы из Норвегии, леди?

Лили покачала головой. Кривить душой было бессмысленно.

– Я родилась и выросла в Нортумбрии. А что вы делаете в Гримсуэйде, матушка?

Гадрен вздохнула:

– Я последовала за своим мужем Олафом. Он пришел в Англию с Вильгельмом Нормандским в качестве наемника и теперь служит оружейником у лорда Радолфа.

Лили сделала большие глаза:

– Он, должно быть, трудится не покладая рук!

От этих слов Гадрен только рассмеялась.