Музыка нашей любви - Кианна Александер

— Доброе утро, папа, — сказал Блэйн.

— Мне нужно с тобой поговорить, — пробурчал Калеб вместо приветствия.

Пройдя за стол, Блэйн сел напротив отца.

— Должно быть, речь пойдет о чем-то важном, раз ты опустился до того, чтобы прийти сюда. — Он знал, что его слова прозвучали слишком резко, но его отец это заслужил. Когда Блэйн открыл «Эгейнст зе грейн», Калеб фактически разорвал с ним отношения. — Ты мог бы позвонить, чтобы не тратить время на визит.

— Поверь мне, Блэйн, я хотел этой встречи еще меньше, чем ты. — Подавшись вперед, Калеб положил на стол соединенные в замок руки. — Я пришел сюда только потому, что захотел увидеть твое лицо, когда задам тебе вопрос. Таким образом я смогу понять, лжешь ты или нет.

— Спрашивай, не тяни.

— Ты в курсе, что «Хэмилтон хаус» хочет купить «404 саунд»?

Блэйн нахмурился:

— Папа, о чем ты говоришь?

Калеб встретился с ним взглядом:

— Хочешь сказать, ты не в курсе, что твои боссы пытаются завладеть тем, чему я посвятил всю свою жизнь?

Блэйн вздохнул:

— Нет, папа, я не в курсе.

— Ты уверен? Разве ты не ездил в главный офис в Нью-Йорке?

— Я недавно был в Нью-Йорке, но я впервые слышу об этих планах «Хэмилтон хаус».

Отец пристально смотрел на него еще несколько секунд, затем убрал руки со стола и откинулся на спинку кресла.

— Ясно.

— Не знаю, что ты там думаешь, но владельцы «Хэмилтон хаус» не сообщают мне о каждом своем шаге. — Чувствуя, что у него начинает болеть голова, Блэйн потер виски. — Они дают мне деньги на развитие моего бизнеса, а взамен получают долю от моей прибыли.

Наши отношения ограничиваются этим.

— Если бы ты был в курсе их планов, сказал бы мне о них?

Блэйн пожал плечами:

— Не знаю. Это не мое дело.

Калеб мрачно покачал головой:

— Ты так меня разочаровал, Блэйн. Я ждал от тебя большего.

«Опять двадцать пять», — подумал Блэйн, раздраженно вздохнув.

— Я это знаю, папа. И мне жаль, что я не могу быть таким организованным, как Ниа, или таким послушным, как Гейдж и Майлз, или таким талантливым, как Тиган. Я позор семьи, и, даже если я об этом забуду, у меня всегда будешь ты, чтобы мне об этом напомнить.

— Не всегда, сынок.

— У тебя талант заставить меня почувствовать себя виноватым. Тебе следовало бы сниматься в мыльных операх.

Калеб ударил кулаком по столу:

— Следи за своим языком, Блэйн. Я твой отец.

Блэйн отвел взгляд и промолчал. Какими бы напряженными ни были его отношения с отцом, он не хотел его оскорбить.

— Послушай меня, Блэйн. Мы с Эдди учили всех своих детей уважать старших и быть здравомыслящими. Теперь вы взрослые и сами можете делать свой выбор, но почему ты до сих пор ведешь себя как бунтующий подросток, Блэйн? Прояви хоть немного уважения ко мне, черт побери!

— Прости, папа, — пробормотал он. — Просто меня задевает, что я сам создал все это, — он сделал охватывающий жест руками, — а ты не признаешь моих заслуг.

— Да, сынок, ты создал все это вопреки моему совету. Должен признать, у тебя получилось, но, если бы ты присоединился к семейному бизнесу, добился бы большего.

Блэйн раздраженно вздохнул:

— Хорошо, папа. Я ответил на твой вопрос. Могу я наконец вернуться к своей работе?

Калеб поднялся:

— Да, конечно. Но мне нужно, чтобы ты кое-что передал этим мерзавцам из «Хэмилтон хаус». — Я тебя слушаю.

Его отец слегка наклонился и уперся обеими ладонями в край стола.

— Ты позвонишь им и скажешь, что мы с Эдди никогда не продадим «404 саунд». Мы слишком много работали, чтобы создать свой бизнес, и не можем допустить, чтобы он достался посторонним людям. А даже если бы мы и захотели его продать, мы ни за что не выбрали бы «Хэмилтон хаус» в качестве покупателя.

— Мне передать им это слово в слово? — съязвил Блэйн.

Калеб нахмурился:

— Ты можешь сказать им это в любой форме, наглец. Главное, чтобы они уловили суть. Ты меня понял?

— Да, папа.

Фыркнув, Калеб повернулся на каблуках и вышел из кабинета. Оставшись один, Блэйн тяжело откинулся на спинку кресла и застонал.

Когда Иден вошла в студию в среду, ни Блэйна, ни Найи еще не было. Посмотрев на экран мобильного телефона, она обнаружила, что еще нет десяти часов.

Пройдя в кабину звукозаписи, она оставила дверь открытой, повесила сумочку на ручку и села на стул. Оказавшись одна в тишине, она позволила себе думать о множестве разных вещей.

Она вспомнила дни своей юности, когда мечтала о карьере певицы. Они с Эйнсли и Камбрией допоздна засиживались в студии, работая над дебютным альбомом своей группы «Свотц гелз». Будучи автором песен, она проводила здесь больше времени, чем ее кузина и их подруга. Проводила больше времени с Блэйном. Неудивительно, что у них завязались романтические отношения. Когда она пела, он смотрел на нее так, словно ее голос был самым красивым из всех голосов, которые он когда-либо слышал. Всякий раз, когда он ей улыбался, по ее спине пробегала дрожь. Когда его рука касалась ее руки, у нее перехватывало дыхание. Когда он ее целовал, внутри у нее разгорался огонь.

«Тогда я доверяла людям и была полна надежд. Я была слишком молода и наивна и не видела, куда все это ведет».

Воспоминания о днях и ночах, проведенных с Блэйном, были такими яркими, словно все это было только вчера. За прошедшие семь лет ее жизнь сильно изменилась. Неизменной осталась лишь ее любовь к музыке, в особенности к хип-хопу и ар-н-би. Именно она помогла ей пережить предательство Блэйна.

Иден посмотрела в левую сторону кабины, где находились инструменты. Увидев синтезатор на подставке, она придвинулась к нему, выбрала нужный режим и нажала несколько клавиш. Раньше она часто сочиняла песни подобным образом — подбирая мелодию, рифмовала в голове строчки стихов. Когда складывался куплет, она напевала его под музыку, проверяя, укладываются ли слова в ритм. Если ей все нравилось, она записывала слова на бумаге. Обычно ее устраивал второй или третий вариант.

Сыграв несколько гамм, Иден остановилась. Внезапно она почувствовала желание попеть, и ее пальцы поменяли позицию и заиграли мелодию группы «Экскейп» «Мой маленький секрет».

Эта песня из альбома «Следы моей помады» была одной из ее любимых. То, что участницы группы Тайни, Тамика, Латоча и Канди были родом из Атланты, лишь усиливало ее любовь к их творчеству.

Спев первый куплет, Иден почувствовала, что улыбается. Пение всегда доставляло ей особое удовольствие, которое не могло сравниться ни с чем.