Счастлива без рук. Реальная история любви и зверства - Инна Шейкина

Последние дни у меня в голове крутилась мысль, что Грачев что-то замышляет, слишком уж спокойно он себя вел, в этом было что-то настораживающее, но мне так хотелось верить, что все обойдется и мы разведемся цивилизованно! Я тогда думала, что нам же еще детей вместе растить, а значит, надо попытаться сохранить нормальные отношения. От твоего дома он повез меня не в город, а в лес, телефон сразу отнял. Я попыталась написать тебе сообщение, но муж не позволил этого сделать. Я не сразу испугалась, хотя и не хотела ехать с ним. Накануне Дмитрий звонил и предлагал мне заняться сексом. Я почему-то подумала, что для этого и везет меня в лес. То, что он задумал рубить мне руки, я, конечно, не предполагала. Разве такое может вообще прийти в голову?

Потом он остановил машину в безлюдном месте и вышел из нее, открыл мою дверь и крикнул:

— Выходи!

— Зачем? Не хочу выходить, я боюсь!

Но Дима меня уже не слушал, требовал:

— Выходи, а то будет хуже. И снимай пальто.

Я вышла, и он стащил с меня пальто, кажется, мне не было холодно, не помню точно, но в голове у меня стала крутиться такая противненькая, навязчивая мысль: «Что я здесь делаю, в безлюдном глухом месте, мне давно пора быть на работе, почему я нахожусь в этом лесу?» Стало страшно…

А Грачев тем временем открыл багажник, там лежали жгуты и строительные стяжки для моих пыток, топор. И еще стеклянная банка с какой-то жидкостью, возможно кислотой, ведь он грозился меня ею облить.

— Вытяни руки, — он почти кричал…

Я не хотела этого делать. Он насильно надел одну стяжку на запястье. Завязал жгуты чуть выше локтя и на плечах. Затягивал сильно, мне было больно. Я все это время спрашивала:

— Зачем ты это делаешь? Я тебе не изменяла! Давай обговорим все спокойно.

Потом я и плакала, и умоляла его одуматься, предлагала все вернуть, сойтись и жить вместе. Но он уже принял решение, и все мои мольбы оказались напрасными. Заявил:

— Ты еще не знаешь, насколько больно мне сделала, а ведь никакая физическая боль не сравнится с душевной. Но сегодня ты хотя бы частично испытаешь это на себе. Вот видишь, как ты меня довела, что я вынужден это предпринять. Ты сделала меня таким! Ты во всем виновата!

Я уже заметила топор, но все еще надеялась, что он меня запугивает.

— Рита, ты в тот момент уже знала, что он собирается отрубить тебе руки, он сказал тебе это?

— Не помню точно, мама, кажется, нет. У меня крутилось в голове, что вот сейчас он отрубит мне руки, потом ноги, потом голову… Нет, он ничего не сказал про свои планы. В лесу сделал мне комплимент, сказал, что я сегодня красивая, и проверил цвет нижнего белья, к счастью, оно оказалось разного цвета. А если бы это был однотонный комплект? Тогда, наверное, дело дошло бы и до кислоты.

Спустя какое-то время приказал мне идти в лес. И я пошла, а он замахивался на меня топором и подгонял им. Пенек, на котором будет рубить мне руки, выбрал заранее. Он пригнал меня к нему и потом стал втыкать топор в дерево, как будто разминаясь, я помню, как топор висел на стволе. Грачев что-то говорил мне, запугивал. Потом стал втыкать топор уже в пень. Был момент, когда он на некоторое время одумался, возможно, поверил, что сгущает краски и все еще можно вернуть. Мы снова подошли к машине. Я плакала и говорила ему, что мне больно, что у меня сильно затекли руки. Я их уже не чувствовала и просила, чтобы он снял стяжки и жгуты.

Потом перестала его умолять и замолчала. Я устала. Руки сильно болели, очень затекли ноги. Я не могла больше стоять на коленях, а он замахивался топором, если пыталась приподняться, и приказывал опуститься.

Дмитрий почти согласился. Около машины сказал мне отвернуть голову и часть жгутов разрубил прямо на мне, но потом снова их завязал. Сказал: «Нет, Рита, так дело не пойдет, надо довести все до конца. У тебя синяки на руках и ты грязная, сейчас я привезу тебя в город, а ты сразу сдашь меня в полицию. И я сяду ни за что. Так не пойдет».

Я, конечно, говорила, что никуда его не сдам, но он меня уже не слушал. Мама, я помню, что очень надеялась, что вы начнете меня искать. Думала об этом. Наверное, вы все равно меня бы не нашли, но я цеплялась за эту мысль как за соломинку…

— Рита, начиная с 10 часов я звонила уже всем: и вам, и маме Димы, и в полицию. Пресс-секретарь УВД, которую я знаю по работе, оказалась на выезде в Москве, участковый сказал, что он в отпуске и звонить надо не ему. А вот дежурная по городу, которая и принимает такие звонки, желанием помогать не горела. Наверное, у них существует какая-то инструкция, что надо спрашивать в таких случаях, но она задала так много неважных на тот момент вопросов, и таким равнодушным голосом, и даже не стала записывать ваш номер машины. Хотя я так просила об этом, почти кричала! Думала, вдруг остановят вас по номеру на посту ГАИ. А она меня спрашивала, по какому адресу тебя не довезли на работу. Я нервничала и не могла вспомнить новый адрес редакции, вы ведь только переехали. Интересно, когда она услышала вечером, что случилось несчастье, задумалась ли хоть на секунду, что могла тебе помочь? Ох, мне было очень не по себе тогда, внутри все сжалось в комок… коллега спросила: «Инна, у тебя все нормально?» И я, кажется, ответила, что теперь в моей жизни уже ничего не будет нормальным. Потом с твоими коллегами поехала в дежурную часть полиции. Я уже поняла, что быстрой помощи не дождаться, и это тоже было страшно. Прости, что ничем не смогла тебе помочь…

— Да не стоит уже об этом, мама. В машине мы пробыли минут пять, и он второй раз поволок меня в лес. Замахивался топором, ставил подножки, около пенька сделал мне сзади подсечку под колени, чтобы я осела. Затем стал придерживать и сказал, чтобы положила руки на пенек. Я ответила, что не буду. Он снова замахивался топором. Потом снял новые часы, его подарок, предыдущие, которые дарила ты, уже разбил раньше, обухом раздробил и эти.

Потом, я уже говорила, еще минут двадцать периодически замахивался на меня и втыкал топор в пень около рук, и я каждый раз не знала, куда он направит лезвие. Он что-то говорил, кажется, ему нравилось, что мне страшно: «Машину, говоришь, хочешь купить и водить ее. Ха-ха! Не будет у тебя ни машины, ни мужиков, даже детей не погладишь, а ведь ты так любила это делать!»

В тот момент я решила, что он вообще хочет меня убить, не думала о руках. А потом перестала его умолять и замолчала. Я устала. Руки сильно болели, очень затекли ноги. Я не могла больше стоять на коленях, а он замахивался топором, если пыталась приподняться, и приказывал опуститься. А еще запрещал мне убирать руки с пенька. Помню, что я все время глядела на него, и он сказал мне: «А ну-ка отвернись, не смотри на меня».

И я отвернулась влево, он стоял справа от меня. Тогда начал рубить, вид крови его не охладил, напротив… Он бил и бил. Я сильно кричала и все думала, почему никак не отключаюсь. Ведь я трусиха. Но сознание не уходило. А он бил и бил, наверное, ударил раз сорок. В какой-то момент подумала, что надо спасать жизнь. Я попыталась отползти, тогда он запрыгнул мне на спину и стал рубить топором по ноге. Было очень больно, помню, как тупое лезвие вонзалось в кожу, она как будто рвалась. Я перестала ползти. А он все рубил. В какой-то момент бросил фразу: «Ладно, красоту твою портить не будем», — видимо решил, что пока поиздевался достаточно. И до кислоты дело не дошло…